Из всего вышеизложенного какой-нибудь гражданин, привыкший мыслить в черно-белых тонах, может сделать поспешный вывод о том, что Таран неожиданно воспылал большой любовью к исламу, продал православную веру за энную сумму в долларах и собрался воевать в рядах ваххабитов. Не будет прав и какой-нибудь более дотошный гражданин, который подумает, будто продался не сам Таран, а командир МАМОНТа — Мобильного антимафиозного отряда нелегального террора Генрих Птицын, который ввиду сложного финансового положения своего полулегального вооруженного формирования решил повернуть стволы против федерального правительства.

На самом деле никто православную веру не продавал и в магометанство не записывался. Вообще-то, по правде сказать, ни Генрих Птицелов, оставшийся на своей базе, ни все четверо «мамонтов» не принадлежали к особо истовым христианам. Да и Ольгерд, хотя о его религиозных убеждениях мало кто знал что-либо конкретное, похоже, был самым нормальным атеистом. Никто из участников операции не проникался идеей независимости Ичкерии и даже не получал никаких премиальных за то, чтобы подставлять головы под пули ради этой идеи.

Просто-напросто задача, которую поставил перед группой Птицын, требовала, чтобы Ляпунов и его команда выступили как бы на «третьей стороне». То есть не попадались ни федералам, ни чечикам. Вместе с тем не следовало без особой необходимости вступать в бой ни с теми, ни с другими.

В чем именно состояла задача, целиком и полностью знал только Генрих Птицелов. То есть он общался с представителем .человека, который, как говорится, заказывал музыку, но никто из пяти парашютистов, оказавшихся, так сказать, «на местности», о всей задаче не был осведомлен. Таран конкретно знал только то, что положено знать рядовому. То есть то, что Ляпунов, как командир группы, довел до сведения непосредственных участников операции.

По словам Ляпунова, примерно в трех километрах от места высадки федералы окружили хорошо укрепленную базу «духов». Они блокировали со всех сторон почти такую же лесистую сопку, как эта, долбят ее артиллерией и авиацией, щупают разведгруппами, но покамест штурмовать не рискуют. Там, на сопке, нарыты окопы в полный профиль, понаделаны дзоты, а вся зеленка по склонам минирована. Кроме того, у самой вершины горы имеется несколько пещер, в одной из которых расположен штаб некоего Ахмеда, полевого командира, заведующего всей этой системой. У этого самого Ахмеда там, в пещерном штабе, имеется, условно говоря, «сейф». А в этом, условно говоря, «сейфе» находится какой-то, как выразился капитан Ляпунов, непоименованный «носитель информации», который надо как минимум начисто уничтожить до того, как в штаб ворвутся федералы. Кроме того, есть мнение, что «чехи» тоже попытаются эвакуировать этот «носитель» любой ценой, чего, естественно, никак нельзя допустить. Как ни странно, на вопрос о том, что представляет собой этот «носитель» и как он выглядит, Ляпунов ничего не ответил. Мол, сперва доберемся до места, а уж там и узнаете.

О маршруте движения рассказали только в самый последний момент, уже после того, как группа, прилетевшая в «Страну Огней» самым цивильным образом, на рейсовой «тушке», прокатилась на потрепанном «рафике» несколько десятков километров до какой-то грунтовой площадочки в горах. Именно с этой площадочки, разогнав мирно пасущихся барашков, и взлетел старенький «антошка» с незакрашенными надписями «ДОСААФ СССР». Вот там, на борту, где надевали снаряжение и парашюты, Ляпунов позволил себе объяснить товарищам более или менее конкретный маршрут. То есть куда им предстоит прыгать и что делать после этого. Поскольку десантирование прошло благополучно, следующим этапом должен был стать спуск с обрыва в пещеру. Именно для этого был приглашен альпинист-спелеолог Ольгерд. В этих горах он, как выяснилось, бывал несколько раз, еще задолго до того, как начиналась первая войнушка. Энтузиасты исследовали здешнюю систему пещер, и Ольгерд был одним из немногих людей, который знал большую часть ходов и выходов. В том числе ему было известно, как выйти к окруженной федералами базе. Правда, были и другие люди, обладавшие подобными сведениями, то есть вовсе не исключалось, что кто-то из них окажется в поле зрения федералов или сепаратистов. Соответственно, не исключалась и какая-нибудь малоприятная подземная встреча, где все чужие рассматривались однозначно как противник.

Как уже говорилось, Ольгерду особо не объясняли, на кого он работает. Таран вообще-то подозревал, что этого мужика «мамонты» попросту выкрали, а потом предложили на выбор: или хороший гонорар, или окончательное исчезновение. Товарищ все понял и согласился, хотя возможно, что после всех трудов вместо уплаты гонорара его ожидало что-нибудь быстрое и безболезненное. Конечно, если бы он по ходу дела узнал Слишком много ненужных подробностей. То же самое, кстати, касалось и самих «мамонтов». Птицын, конечно, берег своих людей, но лишь до определенного уровня.

Самое занятное должно было начаться уже после того, как «носитель информации» перекочует к «мамонтам». Само по себе это понятие — «носитель информации» было весьма и весьма растяжимое. Это могла быть всего-навсего маленькая и мятая папиросная бумажка, с которой, извините, в сортир не сходишь. Вместе с тем под «носителем» могли подразумеваться толстенная папка с документами, аудио— или видеокассета с записями чьих-то устных показаний или банных развлечений с девочками, маленькая дискета-«трехдюймовка» с полутора мегабайтами информации либо компакт-диск в тысячу раз большей вместимости. Это мог быть жесткий диск с мощного компьютера, который надо аккуратно вывинтить из машины, а мог быть маленький компьютер-ноутбук, который проще унести целиком. Наконец, «носителем информации» мог быть самый обычный человек, с головой, ногами, руками, но самое главное — с языком, которым он мог невзначай сболтнуть что-нибудь из того, чего тем, кто его непосредственно захватывал, знать не следовало.

Исходя из того, что собой представлял неведомый «носитель», можно было представить себе и дальнейшую судьбу участников мероприятия.

Конечно, Юрка не относил себя к числу особо одаренных аналитиков, но житейский опыт за последние годы приобрел немалый. И поскольку судьба уже не раз заставляла его напряженно шевелить мозгами, он имел возможность и сейчас сделать кое-какие прикидки.

Он хорошо знал, что и папиросную бумажку с шифровкой, и папку с документами, и аудио — или видеокассеты, и, уж конечно, все компьютерные прибамбасы можно скопировать и передать через спутниковую связь хоть в соседний аул, хоть в Австралию. Правда, при наличии средств и большого желания эта информация может быть достаточно просто перехвачена теми, кто ее домогается на противной, сиречь федеральной, стороне.

Единственное, чего нельзя ни переслать, ни перехватить подобным образом в полном объеме, — это человеческая память. Конечно, Таран уже сталкивался с препаратами, превращающими людей в послушных роботов, которые делают все, что им приказывают, и правдиво отвечают на все вопросы. Но ведь надо еще знать, какие вопросы задать! И, уж конечно, надо иметь под рукой те препараты, которые вряд ли свободно продаются в аптеках. К тому же даже при их наличии так просто человеческую память до конца не выпотрошишь. Наконец, бумажки, папки, кассеты, дискеты и прочее — это всего лишь документы. Они никак не могут рассказать больше того, что на них написано. А человек, ежели дело идет, допустим, об уголовном процессе, — это свидетель. То есть субъект, который может сказать всю правду или половину правды, а может и вообще ничего не сказать. И от того, что именно скажет и чего не сможет сказать гражданин свидетель, зависит возбуждение или невозбуждение уголовного дела прокуратурой, вынесение судом обвинительного или оправдательного приговора. Возможно, даже очень знаменитой и выдающейся личности, с большими деньгами, связями и влиянием.