Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да. Судьба решит. Эта пресловутая судьба, сотканная из трупов, крови и кишок миллионов убитых на войнах, религиозных судилищах и в революциях. Современная ненависть любит, а иной раз просто обожает подкидывать кости на весах, склоняя их то в одну, то в другую сторону, забывая о простой возможности просто жить без себя самой.
Жизнь без ненависти
Чтобы жить без ненависти, нужна воля. Конечно, воли одних богов для жизни недостаточно, для начала нужно желание или нежелание родителей.
Не важно, стремятся родители дать свою чаду воспитание (или что они под этим словом понимают) или нет, главное это отсутствие желания, или неумение просвещать. Делать растущий ум светлее, изворотливее, прогоняя его через отрицание, бунт, критику и наконец подводя к первоисточнику — истине. Истине, которую не скрыть гримом, масками на маскараде безумных идей и идеологий, не скрыть трупную вонь и запах сожженных навсегда надежд.
Но человек существо изворотливое, во времена депрессии затаившееся и приспособившееся к условиям. Депривация заставляет избавиться от просветительства и вернуться к жертвоприношениям, мраку, иногда и пещерному.
Когда вокруг творится сущий ад, а мы отнюдь не черти в нем, но кто?
Всего лишь пыль, и этот ад для нас, ведь мы никто.
Заслужил ли человек жизнь? Если ее нужно заслужить, тогда зачем люди делают новых людей? Чтобы были?
Тьма любит рассеивать разум, в чем помогает пустая трата времени. Все страдают этой болезнью, просто тратить время, когда наступает тот момент, когда самого времени перестает хватать. Или обратный эффект, когда никогда время не тратилось в пустую, но все равно человек не удовлетворен результатом. Неужели стоит за это ненавидеть других, себя или время? Неужели человеку тяжело остановиться и посмотреть со стороны на себя и свою стремительно текущую жизнь? Тяжело. Иногда непреодолимая сила химии организма и мозга не дает сосредоточится и прочувствовать момент счастья или трагедии, пытаясь превратить цветное или черное в серое и ничем не отличающееся от повседневной скучной реальности.
Такие моменты стоит ценить, когда у тебя впереди вся жизнь, но что они стоят, когда ты стоишь на пороге дома смерти? Смерти плевать каким ты был, хорошим или нет, бил ли ты жену или ненавидел соседа за красивый дом. Возможно дело в желании быть лучше, не имея возможности и тогда появляется этот червяк зависти и приуменьшения чужих достижений, который подпитывается гневом и эмоциями, вырастая в войну и ненависть.
Когда сливается поток добра и зла, можно ли различить в нем блеск или глубину? Стоит ли бросать в него камни, надеясь услышать всплеск, когда гул заглушает собственный внутренний голос разума. Разница лишь в том, в потоке ли ты или на берегу, ждешь участи своей, когда и на тебя наступит вышедшая из берега беда и поглотит. Где собственный голос сольется в шуме, и лишь самый сильный голос будет способен развеять эту стихию и позвать на помощь, но остановить поток он не сможет. Русло как историческое течение, прокладывает путь к потрясению.
Получается, что смерти все равно, каким ты был, но жизни нет. Жизнь ли требует справедливости или смерть пытается всех уровнять и в этом ее справедливость, ведь лишь смерть дает покой, избавляет от забот, страха и чувств.
Ненависть как тяга к жизни рождает инструмент борьбы несправедливый, ведь она ослепляет и делает взгляд на вещи субъективным, ведь не у каждого есть мудрый руководитель, способный посеять умную мысль, или поставить под сомнение, принятое или обдумываемое решение.
Мир разграничен и логичен, пытаясь поставить дикость человека в рамки, так был придуман закон, которому потворствует наука. Но наука не дает ответы на житейские вопросы, в отличие от мудрых людей, знакомых с наукой.
Науку можно бить, топтать, роптать на нее и критиковать, и она всегда взойдет и вновь вырастет в отличие от религии, где стоит табу на критику, ведь наука заключается не только в знаниях и книгах, но в людях, которые живы и которые не теряют критическое мышление, даже от блеска великих открытий. Всегда, в каждой истине остается трещина, которую может расковырять пытливый ум и найти там новую вселенную. Так и ненависть можно расковырять и выпустить клубок таившихся в ней червей.
Но что тогда? Разбегутся ли эти черви поглощать питательный сок почвы или же двинутся к окоченелым трупам?
Ненависть не для этого создана химией человека, чтобы просто взять и испариться. Ее культивируют особые черви, иногда имея большой опыт за спиной и огромный статус, например, приближенного к божественному величию или мудрости, хотя эта мудрость всего лишь напущенный эгоизм, старающийся запудрить мозги просящим очередной порции мудрого словца, приправленной остротой.
Существует зависть, которая в ненависти своей к обладателю любимой вещи для завистника, или наоборот нелюбимой и ненавидимой, либо качества, стремится ввергнуть этого обладателя в ничтожество, нищету и неудачи. Такой завистник сделает все чтобы насладиться собственной властью и могуществом, и горе тому, над кем висит такая власть. Зависть эта наиболее разрушает человека, его личность, ведь она несет в себе зло. Чем долее терзает завистник свою жертву, тем дольше терзается сам, и гниет духовно.
Торговцы ненавистью
Наивный читатель думает, что ненависть культивируется сама по себе, словно плесень рождаясь там, где достаточно влажно и нет света. Но нет, не эти факторы основные. Есть фундамент, в основе которого лежит именно желание некоторых индивидов приторговывать и этим, получая выгоду для себя, выступая скверной дойной коровой, дающей мерзкую жижу из дерьма и желчи, которую хитрые торговцы пихают прямо в рты жаждущих и голодных на ненависть ко всему, всем или ближнему, не такому как они сами.
Глава 2. Преступник и его тень
Поэма о невозвратном
Совсем чуть-чуть, мне хочется заложить кирпич новой кладки в форме стиха, посвященного стене скорби и антиненависти. Дабы почувствовать весь серьезный настрой сей книги дальше пойдет немного поэзии, которую вновь сменит проза и философствование, которое поставит после всех умозаключений огромную точку.
Ведь тонкость невозможно рассказать, ее пропеть лишь можно или промычать.
В качестве действующего лица — крупный чиновник немецкого провинциального городка, судья и дворянин Зигфрид фон Фейхтванген, злодей, душегуб сорока пяти лет. XIX век.
I
Роман в стихах о невозвратном.
В качестве действующего лица — крупный чиновник немецкого провинциального городка, судья и дворянин Зигфрид фон Фейхтванген, злодей, душегуб сорока пяти лет, но уже старик. XIX век,