– Не подсказали, приказали – развивать наступление. А как его развивать в сложившейся обстановке?

Волченков тоже закурил, старшему лейтенанту пришлось откинуть полы брезента, чтобы из каменистого бункера выходил дым.

– Как развивать? А черт его знает, Адан! Не надо было останавливаться здесь, а пройти дальше, еще километра на три и не прямо, а забирая к Черному холму, продвигаясь по балкам. На высоте же можно было организовать просто наблюдательный пункт, здесь же держать технику, чтобы ее не пожгли в долине.

– Ты считаешь, нам изначально неправильно была поставлена задача?

– Я этого не говорил, Адан, но разумнее было бы прорываться к восточному проходу и за ним занимать плацдарм. Вот тогда к нам точно бросили бы пару батальонов, развивать дальнейшее наступление на высоту Джатель и поселок Тара, и это заставило бы игиловцев не отходить, а бежать.

– Еще если русские самолеты помогли бы, да? Но основную часть ВВС вдруг ни с того ни с сего ваше руководство решило вывести. И это накануне основных сражений.

Волченков стряхнул пепел в банку из-под тушенки, заменявшую пепельницу:

– Адан, ты же не дилетант и прекрасно понимаешь: главная задача той группировки, что стояла здесь раньше, я имею в виду авиационную группировку, полностью выполнена. Не дело штурмовиков и бомбардировщиков гоняться за отдельными машинами и мелкими группами боевиков. А для воздушной поддержки общего наступления самолетов осталось достаточно. Не забывай и о крылатых ракетах морского базирования.

– Так почему, черт возьми, подступы к Пальмире не отрабатывают ни авиацией, ни крылатыми ракетами?

Российский капитан ответил просто:

– Потому, Адан, что здесь Пальмира. Ее не смогли разрушить ни время, ни варвары из ИГИЛ. Ты хочешь, чтобы Пальмиру разрушила российская авиация? И потом, командование наступательными силами не хуже нас знает обстановку вокруг древнего города и если не применяет авиацию, то, значит, для этого есть веские причины.

– А мы должны наступать под огнем боевиков?

– Наступать в прямом смысле глупо. Даже преступно. Но продвигаться вперед надо. Ты же решил выслать ночью в долину два усиленных отделения взвода лейтенанта Басара? Вот только почему-то мне об этом ни словом не обмолвился.

Сабир взглянул на Маджида:

– Ты?

Тот поднял ладони:

– Клянусь, нет.

– Откуда узнал, Юра? – повернулся к Волченкову командир роты. – Или завел среди бойцов, как это у вас говорится, осведомителя?

– Эх, Адан, правильно говорят: век живи, век учись. Предлагаю тебе еще раз взглянуть на карту.

– А, черт, – ругнулся ротный, – я же нанес на нее всю информацию.

– А говоришь: осведомитель. Мне это, Адан, не надо.

– Извини, друг. Сам понимаешь – нервы!

– Да ладно, проехали. Скажи, чего ты хочешь добиться этим ночным рейдом?

– Того, о чем говорил ты: продвинуться вперед и закрепиться хотя бы в балках.

– Малый плацдарм?

– Почему нет? Должен же я приказ выполнять? Считаешь решение неверным?

– Я бы, Адан, сосредоточил внимание на Черном холме. Туда бы следовало перебросить сводный отряд. Под сводным я подразумеваю один из твоих взводов и отделение взвода капитана Давари.

– Что бы это дало? Уничтожение передового взвода огнем боевиков?

– Уничтожение минометной батареи террористов, капитан. Я же сказал, скрытно перебросить. Занять позиции, благо там можно подняться на вершину, она представляет собой площадку, где свободно разместятся человек тридцать. Там же легко замаскировать бойцов, рельеф неровный, маскировочная сеть подошла бы идеально. И когда взвод оказался бы на высоте или рядом с ней, дожидаться выхода минометной батареи. Скажем, имитировать попытку подхода роты к балкам. Глядишь, аль-Диаб не только минометы вывел бы из-за хребта, но и пару-тройку «Т-62» послал бы в развалины. Дальше продолжать?

Капитан Сабир отрицательно покачал головой, вздохнул:

– Не надо! Я понял тебя. И ты прав. Но до Черного холма по прямой пять километров, а если учитывать рельеф, то и все шесть выйдет. В случае обнаружения взводу не отойти. До балок же от пятисот до семисот метров. Хотя твое предложение я обязательно доведу до командования.

– Ты сначала сам все хорошо продумай.

– Я подумаю. Еще кофе?

– Меня уже тошнит от него. И чего вы в него всякие пряности кладете?

– Э-э, к нему привыкнуть надо. Привыкнешь, на другой и смотреть не захочешь.

– А пока привыкнешь, все нутро вывернет.

– Не передергивай, Юр? Не хочешь кофе, давай прикажу чай заварить. До ужина еще три часа.

– Нет, Адан, спасибо. Сейчас бы водочки.

Сабир широко улыбнулся:

– Какие проблемы? Есть у меня арак! По сто граммов можно.

– Арак? Нет, друг мой, ты свое тридцатиградусное виноградное, настоянное на анисе пойло, извини, сам пей.

– Чем тебе не нравится арак? Мягкая водка с пряным привкусом.

– И видом. Особенно когда в арак куски льда бросить или холодной водой немного разбавить.

– При чем здесь лед или вода?

– Адан! Ты когда-нибудь в России одеколон пил?

– Одеколон? – удивился сирийский ротный. – Нет, ни одеколон, ни туалетную воду. А зачем?

– Когда у нас со спиртным в России проблемы были, многие одеколон пили, да что там одеколон, всю гадость, типа очистителей стекол, и даже дихлофос в пиво добавляли. Но – к одеколону. Так напрямую его пить хреново, крепкий. Вот и добавляли воду.

– Ну и что? – заинтересовался сирийский офицер.

– А то, что когда в одеколон попадает вода, то смесь приобретает молочный цвет. Как и ваш арак, если в него добавить льда или воды. Один в один. Я как увижу эту мутно-белую жидкость, рвать тянет.

– Ну ты сравнил одеколон с араком.

– Нет, Адан, я имел в виду нашу русскую водочку. Слезинку, как ее еще знатоки называют. Сто граммов, а на закуску грибочки малосольные или огурчики, можно бычки или кильку в томате. Вот это вещь. Но раз у нас нет ни водки, ни грибов, ни огурчиков, ни консервов, забудем о выпивке. Впрочем, я не возражаю, вы можете свой арак хлебнуть.

– Где бы ее взять, русскую водку? Если только у торговцев в Эр-Катуре? Но они продадут, как это у вас называют, подделку?

– Паленку?

– Точно.

– Так что настоящую водку могут только ваши ребята из России привезти. А в арак можно и не добавлять льда. В холодильнике водка и так холодная.

– Нет, благодарю, это все равно что вместо пива «Балтика», которое, кстати, активно начали продавать в Дамаске и в других крупных городах, пить перебродивший кумыс. У «семерки» те же пять-шесть процентов спирта. А разница – как земля и небо.