Внутри оказалась короткая записка:

«Джен, пожалуйста, прими к сведению, что ты нужна нам для ночной съемки в следующую пятницу. Снимем коротенькую сцену после индивидуальной репетиции. Сугубо между нами. Невероятный поворот в сюжете, но, ради Бога, никому ни слова! Люблю и целую, твой преданный продюсер, Энди Ларкин».

В следующую пятницу… ночью. Великолепно. Энди, очевидно, считает, что у нее нет никакой личной жизни. Что ж, придется признать, он близок к истине. Вряд ли она могла бы что-то возразить. Сейчас чем больше работы, тем лучше. Лишь бы оттянуть возвращение домой.

Она так глубоко ушла в свои мысли, что почти подпрыгнула, когда раздался очередной стук. И рассмеялась.

«Идиотка, кто-то стучит! Какого черта я так нервничаю? Я устала и измотана, только и всего».

– Джен? Джен, ты здесь? – Она услышала знакомый голос Дага Хенсона, который нетерпеливо тряс дверь. Она вскочила и повернула ключ.

– Привет, красотка!

– От такого же слышу.

Он действительно был потрясающе красив. Высокий голубоглазый блондин, над которым любовно потрудилось щедрое калифорнийское солнце. Его красота так бросалась в глаза, что просто просилась на экран. Но увы, он стал не актером, а сценаристом. Правда, несколько раз его пытались уговорить принять участие в съемках, и, несмотря на свою нелюбовь к актерской профессии, однажды он все же согласился. Ничего серьезного. Снимали сцену на пляже, где понадобилось, чтобы кто-то просто красиво постоял в кадре.

А вот что касается своего дела, то он, безусловно, был ему предан. «Мыльные оперы» порой доводили его до исступления. По десять раз на дню приходилось переписывать сцену в зависимости от желания режиссера, продюсера или актеров. Но этот заработок давал ему возможность в свободное время работать над своим «великим» романом.

– Что происходит, Даг? Почему я снимаюсь в следующую пятницу?

– Изменения в сценарии, – кратко ответил он.

– Разумеется, изменения… А что именно?

– Не знаю.

– Как не знаешь? – сказала она, наблюдая, как он подошел к столу и взял ее кружку. – Ведь твои сцены всегда лучше, чем у других.

– Тебе с корицей? С орехами? – Он глубоко вздохнул.

– Лесной орех и чуть-чуть корицы, – поспешила ответить она, возвращая его к начатой теме. – Даг, не темни!

– Ты что, забыла, – проговорил он, протягивая ей кружку кофе, – наше «мыло» пишут восемь сценаристов.

– Да, но предполагается, что каждый из вас представляет, что делает другой. Иначе содержание потеряет всякий смысл.

Он вздохнул, опустился на маленький диванчик напротив ее гримировального стола и взъерошил светлые волосы.

– Любовь моя, когда ты видела, чтобы в сериалах был какой-то смысл? Сама подумай. Год назад бедняга Рэнди Рок сгорел во время пожара, а на прошлой неделе объявился как ни в чем не бывало.

– Ну и что? – возразила Дженнифер. – Это вполне допустимо. Ведь труп не был опознан, может, сгорел какой-то другой несчастный…

– Да? А как тебе то, что дальше… Он потерял память, но это не помешало ему пуститься во все тяжкие. Возможно, он даже настрогал полдюжины ребятишек, мне еще не рассказали, и появился вновь, разительно изменившись после пластической операции.

– Такое случается.

– Наверное, но только в «Долине Валентайнов», то же самое говорят наши промоутеры.

– А что будет потом?

– А черт его знает! – пробормотал Даг. Он откинулся назад с театральным вздохом. – Героя Энди Ларкина сбросили с утеса в Тихий океан, где его сожрала акула. И… он вернулся.

– Это уже было в «Пиноккио».

– Там кит, а здесь акула. Как это ее огромные белые зубки его упустили?

Она рассмеялась.

– Это ведь ты написал сцену его возвращения!

– И между прочим, совсем неплохо, – гордо произнес Даг и скорчил гримасу. – Все сходится. Он вернулся, потому что они думали, что его съела акула, которая действительно сожрала трех бедолаг в Тихом океане, а наш герой с ней даже не встречался. Он выплыл на берег, и его подобрало другое судно…

– И там он влюбился и тоже страдал амнезией?

– Естественно. А как же без романа?

– Вот видишь, все правильно, потому что на самом деле акула его вовсе не съела, – сказала Дженнифер. – И все же, Даг, – начала она, сменив тон, – скажи мне, что происходит. Тебе не отделаться шуточками, и хватит насмехаться над нами.

Он открыл глаза, уселся попрямее и виновато посмотрел на нее.

– Прости, Джен. Я не собираюсь ни над кем смеяться. Твои ребята – лучшие актеры и актрисы, о каких только можно мечтать. А ты заставляешь людей поверить во всю эту чепуху. И слава Богу, вы делаете все с одного дубля. На днях я был в новой студии, где снимают психологический триллер, и ты не поверишь… Потребовалось пятнадцать дублей, чтобы толково сделать одну маленькую сцену! Представляешь?

– Спасибо за доверие. Я ценю это, – сказала она, многозначительно улыбаясь.

К звездам «мыльных опер» привыкли относиться с некоторым пренебрежительным высокомерием. Но они много работали, и поэтому ей приятно было услышать комплимент.

– Похоже, будет неплохое кино. Но очень жуткое.

– Правда? – пробормотала она. Сердце Джен дрогнуло. Ей предлагали роль в этом фильме. «Маленькая, но важная» – сказал ее агент. По-видимому, предложение все еще оставалось в стадии обсуждения.

– Режиссер – тот парень, – продолжал Даг, – который делал в прошлом году малобюджетный сериал для тинейджеров, получилось неплохо. Он большой поклонник Хичкока и уверен, что психология страха выглядит на экране намного интереснее, чем куча кишок и лужи крови.

– Я думаю, он прав. Это Хью Таненбаум? Я угадала?

– Угу.

– И они хорошие друзья с Джимом Новаком? – Джим был одним из режиссеров их сериала «Долина Валентайнов».

– Да, именно поэтому я и ездил туда. Джим хотел, чтобы я посмотрел, что они там делают.

– Зачем?

– Наверное, чтобы я поучился, как передать на экране ту самую психологию страха.

– Но ты пишешь «мыло»…

– Уверяю тебя, – возразил он с достоинством, – я писатель, а не сочинитель «мыла». И давай обойдемся без ярлыков.

– Прошу прощения, – торопливо извинилась Джен, пряча улыбку. Даг всегда так серьезно относился к своей работе! – Ты писатель, замечательный писатель. Но я все никак не пойму, и, боюсь, никто не стремится, чтобы я поняла: сюжет хотят изменить, придав ему характер психологического триллера?

– Я не знаю.