– А то, что ты не знаешь, где ночевал твой Виктор. Не знаешь!

– Постой, дай-ка я ключи поищу…

Оля слышала шорох в трубке, потом что-то захрустело-зазвенело, и вот, наконец, радостный голос Кати оповестил:

– Ключи твои у меня! Вся связка! Так что Виктор мой ни при чем… Да и вообще, все это странно…

– Ладно, извини. Скорее всего, я сама не заперла как следует… Забудь. Все. Еще раз извини.

Она отключила телефон и отшвырнула его от себя, словно он раскалился за время разговора.

Она все еще сидела на кровати, уставившись в окно, и все еще недоумевала, как такое могло произойти, чтобы ее, Олю, вот так запросто какой-то мужик изнасиловал, причем в собственной квартире, в собственной постели…

С каждой минутой тело ее все больше наливалось, как хрупкий сосуд, болью. Теперь уже болел низ живота, а между ногами и вовсе кровоточила рана… Хотя ей иногда казалось, что все это – лишь плод ее разыгравшегося воображения и что такого не могло быть в принципе! И что постель она свою не меняла (меняла, меняла, купила же совсем новый комплект, весь в розах и ленточках), и что крови на простыне не было (была, была, еще как была!), и что на бедрах нет синяков (есть, есть, ну просто следы от сильных мужских пальцев!)…

Может, она так истосковалась по мужчине, что тело ее само словно сымитировало это насилие? Хотя она давно уже никого страстно не желала. Разве что своего начальника, холодноватого красавца Владимира Николаевича… Но это было так, никуда не идущей и ни к чему не обязывающей фантазией, не более. Просто каждый раз, заходя к нему в кабинет, она почему-то представляла себя раздетой в кресле, и как будто бы Владимир Николаевич вместо того, чтобы просматривать принесенные ею бумаги, смотрит на ее обнаженную грудь…

И что? Разве могли такие вот безобидные фантазии вызвать такую бурную реакцию организма на одиночество и нарисовать на бедрах синяки?

А разбитый нос? Она что, сама себя ударила во сне?

Глафира. Вот кто ей мог бы помочь. Глафира была подругой Ольги и работала помощником адвоката Елизаветы Травиной. Глафира. Она толковая, своя, что называется, в доску. Умная и зрящая в самый корень. К тому же у нее есть опыт.

– Глаша? – Оля прижала трубку к уху, словно собираясь расплющить его. – Глашенька, как хорошо, что ты взяла трубку… Пожалуйста, если можешь, выслушай меня. У меня беда…

– Неделя прошла, ты обещала мне дать ответ, – произнес мужчина, на плече которого устроилась голова девушки. – Ты слышишь меня, Лиля?

– Нет, не слышу.

Она открыла глаза, протянула руку и взяла пачку сигарет, зажигалку. Приподнялась и закурила.

Было шесть утра, мужчина, вероятно, привыкший вставать в этот час, напрягся в ожидании ответа.

– Ли-иля…

– Гриша, вот скажи, какой ответ ты от меня ждешь? Ну, подумай сам, зачем ты мне нужен, женатый?

– Я обещал тебе, что разведусь.

– Знаешь, я уже так много книжек прочитала об этом и фильмов посмотрела, что мне хохотать хочется, когда я слышу эти слова. Их произносят миллионы, нет, миллиарды мужиков на всей планете. Конечно, всем женщинам хочется верить в то, что женатый любовник когда-нибудь разведется со своей женой, и я сначала тоже хотела верить, но не потому, что так уж сильно влюблена в тебя, вовсе нет. Просто мне было важно знать, что я – лучшая, что ты предпочел именно меня… А потом мне стало как-то все равно. А когда все равно, тогда, сам понимаешь, многое меняется в отношениях… Я остыла к тебе.

– Так уж и остыла? Лилечка. Ты просто прелесть!

– Ладно, Денисов, даю тебе неделю на то, чтобы ты развелся… И ни дня больше!

Видно было, что она куражится, что несерьезна и что в душе верит, что она – лучшая.

– Да! Ты слышал, что Аленькую убили? – вдруг вспомнила она.

– Слышал.

– А брат твой, которого она больше памяти любила, знает об этом?

– Да, я позвонил ему, сказал.

– Скотина он, не находишь?

– Почему это?

– Да потому, что отмывал свои денежки с ее помощью, использовал ее… Как ты думаешь, ее убили из-за этого? Из-за твоего брата? Чтобы ему насолить?

– Не говори глупостей.

– А ты еще и меня тоже убей.

– Лиля!

– Что «Лиля»? Ненавижу вас, мужиков.

– Зачем тогда морочишь им голову?

– Это ты о себе, что ли? – Она бросила на него презрительный взгляд. – Я никому голову не морочила. Вы сами приходите ко мне, мечтаете только об одном – переспать со мной…

– Ты говоришь о мужчинах во множественном числе…

– Нет, можно подумать, ты у меня единственный!

Он поймал ее руку, больно сжал. Но она не вскрикнула, как это сделала бы любая женщина на ее месте. Вытерпела, потом легко, грациозно, как кошка, извиваясь, поднялась с кровати, сорвала со спинки шелковый, фиолетовый от утренних сумерек халат, завернулась в него.

– Ты понял – неделя!

– Я на самом деле разведусь с Татьяной, она знает, наши адвокаты работают… Ты же понимаешь, без раздела имущества не обойтись.

– А договориться по-человечески уже нельзя?

– С ней – нельзя. Но ты мне так и не ответила – ты выйдешь за меня?

– Посмотрим на твое поведение…

– Я люблю тебя, очень. И у нас будет замечательная семья. Ты родишь мне детей.

– Детей я могу родить не только для тебя, но и для себя, ты об этом не думал?

– Нет, не думал.

– Конечно, зато ты всегда думаешь о себе. Все, иди уже, тебе пора домой…

– Лиля!

– Говорю: надоел!

– А тот, с грязными волосами, Женя твой, идиот, тебе не надоел?

– Не твое дело.

– Он тебе кто – паж, слуга, любовник? Тебе вообще не противно возиться с ним?

– Он не грязный, просто у него не в порядке кожа головы. Никакие шампуни не помогают. Это болезнь, понимаешь? А человек он очень интересный, необычный… Но, конечно же, с приветом… – Она вздохнула. – Дался тебе этот Женька!

– Обещай, что отвадишь его от себя, от своего дома… Мне неприятно его видеть здесь…

– Ладно-ладно, обещаю… Он сам начинает уже тяготить меня… Влюбился вот.

– Говорю же – гони его в шею… Юродивый какой-то. Не могу видеть его рядом с тобой.

– Сказала – обещаю, не дави на меня… Лучше займись более важными делами…

– Не переживай, я все сделаю, чтобы мы были вместе.

– Ладно-ладно, посмотрим… А теперь все. Иди. Тебе пора…

Она закрыла за ним дверь, вернулась в спальню, прикрыла постель, распахнула окно, взяла пепельницу, полную окурков, и отправилась на кухню – варить себе кофе. В восемь должны были прийти ее помощницы Валя с Тамарой – убираться, готовить. Пусть пока нет мужа и детей, но присутствие этих двух женщин в доме все равно вносило в ее жизнь ощущение семьи и порядка. Если бы не они, она давно бы свихнулась от тоски, беспорядка, хаоса… А так – в доме всегда было чисто, пахло едой… Как в семье.