Саймон, конечно, исключение. Она заметила, как он демонстративно открыл «Короля Лира» и читал его с таким упорством, на какое только способен был человек, читающий сквозь лохматые прорези беличьей головы.

Однако электронные часы были настроены более оптимистично. И четыре часа, после которых им было разрешено забрать забинтованного трагика и засунуть его в свой фургончик, все-таки подошли к концу. Когда их уникальное средство передвижения, достигнув угрожающей скорости — тридцати миль в час, неслось по направлению к Лондону, дому, ванной и мягким полотенцам, Иви, прижатая к окну, сидела на переднем сиденье. Ее совсем не было видно за теми предметами, что пришлось переложить вперед, чтобы освободить сзади место для обессилевшего Крота. Пронянчившись всю дорогу с огромным кустом, поставленным ей на колени, Иви чувствовала себя слишком измотанной, чтобы поддразнивать Саймона.

Глядя на мокрое от дождя шоссе, она пыталась выбросить из головы назойливо засевшие там вычисления. В последние дни стоило ей освободиться от работы, как они сразу приходили на ум. Примеры, которые требовалось решить, выглядели примерно так: «Зарплата, минус плата за квартиру, минус оплата счетов, минус небольшая сумма на развлечения, равняется…» Но ей никогда не удавалось решить их так, чтобы это хоть чему-нибудь равнялось. Практически, ответ все время получался числом отрицательным и до обидного большим.

Если в ближайшее время не произойдет никаких изменений, уже в сотый раз грустно подумала Иви, мне придется найти нормальную работу. От одной этой мысли она покрывалась холодным потом. Она представляла себе, что такое нормальная работа. Она восхищалась людьми, каждое утро направлявшимися к станциям метро, почти так же, как в старой кинохронике толпа восхищалась отправлявшимися на фронт британскими солдатами. Сказать по правде, Иви просто не умела делать ничего полезного. По способности сосредоточиваться она находилась где-то на уровне малыша, оперирующего числами первого десятка, а на начальство она реагировала примерно так же, как стал бы реагировать питбуль, если в него тыкать заостренной палочкой. Кроме того, ей необходимо было стать актрисой, чтобы все члены ее семьи не выстроились ради удовольствия в очередь, чтобы, потрясая пальцем у нее над головой, заявить: «Ну что я тебе говорил(а)!» Нет, никогда она не доставит своей мамочке такой радости; ей не дождаться столь часто предрекаемого провала собственной дочери!

Только вот эти вычисления… Нельзя же их вечно игнорировать. Можно немного схитрить и освежить прошлогоднюю одежду. Можно убедить себя, что на обед ты очень любишь пюре с подливкой. Можно даже взять бокал для вина поменьше. Но вот плата за квартиру…

— Тебя подвезти до подъезда? — спросил Саймон. Так он спрашивал каждый день.

— Да. Таковы ведь условия контракта, — ответила Иви. Так она отвечала каждый день. Оставшуюся часть поездки скрасили плохие слова в адрес Саймона, которые Иви бурчала кустику на коленях, пока Саймон — опять-таки, как каждый божий день, — не затормозил излишне резко и не проворчал:

— Вот и приехали. Ваш элегантный домик.

Иви одарила его долгим, тяжелым взглядом.

— Какой же ты зануда, — сказала она и спрыгнула на тротуар.

Фургон укатил прочь, оставив Иви один на один с ее «элегантным домиком». Все его двадцать шесть этажей светились на фоне темнеющего неба. На его элегантных ступеньках лежало элегантное собачье дерьмо, украшенное бычками и прочим мусором.

«Да, что-то в моей жизни не так, раз я даже не могу заработать на квартиру в каком-нибудь местечке почище», — размышляла про себя Иви. В лифте трудно было нажать кнопку нужного этажа — пришлось снять одну лапу. В награду за точно нажатую кнопку — в нос ударил древнейший из запахов. Пришлось задержать дыхание аж до восьмого этажа.

Вставив в дверь первый из пяти ключей (безопасность в нашем королевстве — превыше всего!), она позволила себе на секунду расслабиться: представив, что сейчас зазвучит низкий, ласкающий слух мужской голос: «Иви, дорогая! Наконец-то! Я так по тебе скучал…»

Вместо этого она почувствовала, что вся, вместе с костюмом Барсука, насквозь пропитывается запахом чеснока, а из крошечной гостиной раздался мужской крик:

— И где ты пропадал, наглая свинья? Давай сюда, поживее! Открой бутылку вина!

Однако увидев Иви в кухне, Бинг, разделявший с ней трудности жизни в «элегантной» квартире, воскликнул:

— О, дорогая! Не стоит и спрашивать, как прошел у тебя денек!

Иви плюхнулась в расшатанное кресло и с жадностью схватила предложенный бокал красного вина.

— Крот попал в травмпункт, я на грани нервного срыва из-за отсутствия настоящей роли… Все остальное можешь представить сам.

— Ну, твоему Саймону я засажу поглубже. Я им сыт по горло.

Бинг представлял собой загорелую, с блестящим золотистым отливом гору мускулов. Удивительное дело, ему удавался завидный трюк: быть ярым гомосексуалистом и при этом ни на йоту не утрачивать мужественности; и это отчасти благодаря его исключительным физическим данным и присущей ему мужской выдержке. Единственным в этой жизни достойным занятием, кроме секса, он считал рассматривание себя, любимого, светловолосого, в зеркале. Это ему удавалось делать даже за приготовлением болонского соуса благодаря тому, что блестящая поверхность гриля была как раз на уровне его глаз.

— А что, готовить необходимо в голом виде? — отхлебнув добрую порцию дешевого вина, спросила Иви.

— Люблю, когда кожа дышит. Ты не волнуйся, я же всегда ношу фартук. Мой могущественный прибор никак не окажется рядом с твоим обедом.

— Окажи мне любезность, не употребляй слово «прибор» в таком извращенном значении, да еще рядом со словом «обед». А ему ты не сможешь засадить, я имею в виду Саймона. Я же объясняла тебе — он гетеросексуал. Просто чурбан бесчувственный, который еще обзывает других артистов!

— Он у меня пообзывается. Я живо разверну его на все сто.

Посылая своему отражению в гриле воздушный поцелуй, Бинг бросил горстку нарезанной мяты на сковородку.

— Он опять приставал к тебе, дорогая? Да я его оттрахаю сначала, а потом отобью ему бока. И все ради тебя.

— Откуда такая сентиментальность? Он делал непристойные замечания по поводу этого места.

— Ублюдок, — выразился Бинг незамысловато. — Это же наш маленький дворец! Да всех его мозгов не хватит, чтобы это понять!

Подняв глаза над кромкой бокала, Иви улыбнулась, глядя на своего жильца. Его ягодицы забавно приплясывали точно в такт с ревущей в приемнике песней «Карпентерз». Иви любила Бинга. В нем и преданность, и веселье, и приятная наружность. Он остается мужчиной, во что его ни одень. Конечно, он иногда чертовски расстраивает ее своим развязными, извращенными высказываниями.

Но и он любит Иви. Вначале было решено, что Бинг будет жить с ней в одной квартире, а платить — поменьше, так как все мелкие неполадки в хозяйстве будет устранять он.