хоть как-то устроиться в будущем. Диплом и семейный клановый дар — вода. Мы умеем влиять на воду… умели. Раньше умели, а сейчас максимум это на хилый дождик силенок хватит. Как же это все бесит, да еще и костяшки болят. Но врезал я Лосю будь здоров, и не только по репе. Яйца тоже слегка отбил. Теперь Эльза долго не сможет пошалить.

Эльза — эта та самая лялька, которая вокруг Лося скачет. Красивая, сучка. Но ее мотивы ясны, как божий день — выйти удачно замуж и Лосев отличный кандидат в ее нелегком деле. Вон как вьется, так и хочется сказать, чтоб не парилась, Лось и так ее с потрохами.

В кабинете директора я очутился впервые. Все в нем было массивным, наподобие двери. Даже стол прикручен к полу, наверное, чтобы школьники не сперли. Сам же директор Злобин Викентий Арсеньевич был маленьким, круглым и лысым. Он так забавно выглядел, сидя за своим столом, что я с трудом проглотил смешок, вот он тут точно не уместен. Напротив него в гостевом кресле сидела женщина, которая обернулась на звук моих шагов, и я замер. Мама, это моя мама: ее лицо, теплые карие глаза, вьющиеся волосы, которые она так и не смогла выпрямить, как не старалась. Я на мгновение прикрыл глаза и втянул носом воздух, так и есть, даже запах духов тот же, свежий, как летний луг, нагретый солнцем.

— Викентий Арсеньевич, это же дети, мальчишки всегда дерутся, — голос у матери прозвучал устало. Ну конечно, когда я звиздюлей получал, папашу Лося вряд ли вызывали.

— В том-то и дело, Марина, что этот случай просто вопиющий, — о, а вот и папаша Лось нарисовался. Он просто у окна стоял, на птичек поглядывал, а может и на учениц, тут такие кисы пробегают иногда, дух так и захватывает. Так, минуточку, о чем он говорит? — Такая безобразная драка на глазах других ребят, и это между представителями столь уважаемых семей…

— Можно подумать, такие драки редкость в этой школе, — буркнул я, не глядя при этом ни на кого. — Вот только обычно в качестве пострадавшей стороны Лосев не выступает, а тут надо же, носик бедняжечке поцарапали…

— Савельев!

— Виталий! — мама с директором вскрикнули одновременно, а Лосяра повернулся ко мне лицом и усмехнулся, вроде бы и не ждал от такого ничтожества, как я, ничего другого. Ну-ну, посмотрим, дядя, что ты скажешь.

— Марина, твой сын — истинный Савельев, ну тут как говориться, яблоко от яблони… — я почувствовал, как у меня сжимаются кулаки, ты на что намекаешь, мудак?

— Виталий, я не узнаю тебя, — я заставил себя отвести взгляд от Лосева и посмотреть на усталое мамино лицо. — Ты же всегда был неконфликтным мальчиком. — Вот как всегда, стоило всего один раз нормально ответить и тут же остался виноват во всех смертных грехах, и мать еще притащили, уроды. Как я узнал по высказываниям остальных учащихся, мой отец погиб при загадочных обстоятельствах, а мать как могла тянула клан, хоть и немногочисленный, и лишенный всяческого влияния, но один из самых древних и знатных.

Вообще, чтобы поправить дела, нужно только меня удачно замуж выдать, тьфу ты, женить на богатой наследнице, папаша которой жаждет придать своим миллионам блеск благородного имени. Вот только здесь в школе «Кастл» у всех богатеньких наследниц есть вполне определенная цель — удачно выйти замуж. А я по местным меркам не слишком котируюсь.

Я уже заметил, что совсем не похоже, чтобы в Кастле кто-то утруждал себя учебой. Каждый учащийся преследовал свою цель: кто-то налаживал полезные знакомства, кто-то крутил задницей перед потенциальным мужем, кто-то уже сейчас организовывал свою партию. Только мы с Кузей, моим соседом по комнате в кампусе, были как два отщепенца, только Кузя все же немного удачливее меня во всяком случае в том, что касалось женского пола… — Виталя, ну почему ты молчишь?

— А что тут сказать? — я развел руками и улыбнулся матери. — Вот такой я, оказывается негодяй, казнить меня тридцать три раза.

— Савельев… — директор посмотрел на меня пристальным взглядом, который не слишком вязался с его колобкообразной фигурой. — Иди в кампус.

— Значит, вы меня не выгоняете? — я даже удивился, потому что был уверен в том, что меня попрут отсюда со свистом, главное, чтобы вещички дали собрать.

— Нет, конечно. Вопрос о твоем исключение не стоит, — директор, казалось сильно удивился, а я вместе с матерью украдкой перевел дух. — Тебе грозит дисциплинарное взыскание, о котором тебе сообщит дежурный преподаватель сегодня в течение дня. Свободен.

Ну, свободен, значит, свободен. Не решившись злить колобка, я вышел из кабинета, успев услышать, как старший Лось начал трубить о слишком легком наказании за такой вопиющий проступок — это же уму не постижимо, дать сдачи его сынуле и отделаться дисциплинаркой, да как же такое вообще может быть?! Уроды мамины.

Подавив желание хлопнуть дверью, чтобы старшему Лосю что-нибудь на башку свалилось, я прошел мимо парочки и направился прямиком к вобле.

— Пропуск в кампус верните, — бросил я ей и протянул руку, на внутренней стороне которого совсем недавно красовался магический знак в виде дельты — пропуск на территорию общежитий для учащихся, который с меня сняли сразу же, только я переступил порог этой приемной. Было не понятно, чем закончатся сегодняшние разборки, поэтому вобла решила перестраховаться. Пропуск был вершиной магической мысли, и, полагалось, что взломать его совершенно невозможно. Таким образом соблюдалась безопасность учащихся, все-таки дети очень непростых родителей здесь обитали.

— Везет тебе, Савельев, — вобла взяла печать и прислонила к обнаженной коже. Мгновенная вспышка боли, и вот на предплечье снова проступает золотистая дельта. — Хотя, Викентий Арсентьевич не любит никого отчислять, да и попался ты впервые.

— Ну-да, ну-да, — я покивал. — Просто другие почему-то вообще не ловятся, видимо, незаметные совсем.

— Смотри, Савельев, доиграешься, — покачала головой вобла и села на свое место, потеряв ко мне малейший интерес.

— Смотрю, куда еще мне деваться, — пробормотал я и, подхватив школьный рюкзак, который на этот раз остался целым, наверное, потому что я его сбросил на землю, прежде чем с Лосем замеситься, направился к выходу из приемной.

— Я не поняла, а что его вот так вот просто отпустили? — Эльза говорила, слегка растягивая слова. При этом было совершенно не понятно, нравится ей то, что меня отпустили, или не особо.

— Нет, что ты, это я вещицы пошел собирать перед каторгой на рудники, куда меня за разбитое табло твоего рогатого дружка определили, — я демонстративно уставился на ее грудь. — Не хочешь слегка утешить