Елене и правда тогда ещё не исполнилось и пятидесяти, о пенсии она совершенно не думала. Традиционно многие учителя музыки продолжали работать до настоящей старости, и всегда ценились. Елена хотела напомнить директрисе, что та старше её лет на семь. Но глянула на мелированные в два цвета волосы той, густую косметику на лице, на туфли с длиннющими шпильками-гвоздиками, на которых женщине – невооружённым глазом заметно, – так трудно удерживать полное тело, ощутила витающее облако сладковатых духов, и пожалела свою коллегу. А через недолгое время и правда подала заявление об уходе. Стала жить на пенсию. И оказалось, как часто бывало в её жизни, что так даже лучше.

Она стала вновь читать запоем. С молодости была большой любительницей книг, но последние годы так не хватало времени! И вот она с удовольствием перечитывает прежде любимые книги из своей библиотеки. Самые разные: Лескова, Тургенева, Томаса Гарди, Ирвина Шоу, Шекспира и Бомарше. Стала покупать на книжном рынке, вдобавок к тем, что у неё были, книги Агаты Кристи – всегда любила психологический детектив этой писательницы и её постоянных героев Пуаро, мисс Марпл. Обнаружила новые книги Дафны Дю Морье, тоже купила, хотя стоили те не дёшево. Но Елена занималась частным образом с двумя учениками, и это был приличный довесок к её пенсии. А ещё неожиданно для себя пристрастилась смотреть телевизор, к которому раньше относилась скептически-равнодушно. Но не бесконечные сериалы, а аналитические, публицистические программы, каналы «Культура», «Ностальгия», «Наше кино». Вообщем, жизнь на пенсии оказалась интересной, насыщенной, Елена даже начала вновь сочинять музыку, чего не делала уже очень давно. А главное – теперь она всё время была со своей Найдой.

Много лет собака практически не оставалась одна дома – на час-два, самое больше. Танюша шла в музыкальное училище с утра, а Елена – после полудня, и вскоре после ухода матери возвращалась дочь. Так же происходило и во время учёбы Тани в консерватории. Потом, когда дочь вышла замуж и уехала, для собаки наступили непривычные, трудные времена. Именно в эти годы Елене работать приходилось так интенсивно, что Найда часто сидела взаперти с утра до вечера. Когда же Елена бегом бежала домой уже затемно, с первого этажа слышала, как скулит и бьётся о двери учуявшая её Найда. Теперь всё поменялось. Хозяйка и собака не расставались, даже в магазин ходили вместе. Один из Елениных учеников жил здесь, в их дворе, и сам приходил к ней на занятия. К другой, – девочке, – Елена ездила. Вернее, её возили на машине – туда, к богатому коттеджу родителей ученицы, и обратно. Так что Найда особенно и не успевала соскучиться.

Из-за Найды Елена всё никак не могла собраться поехать к дочери. Правда, Татьяна её и не звала. Даже о смерти Игоря сообщила матери письмом, когда того уже похоронили и отметили девять дней. Письмо это было такое сдержанное и сухое, что у Елене сердце заболело. Не от обиды, нет! От жалости к дочери, своей девочке, которая и росла всегда неподступно-самостоятельной, ранимо-закрытой, словно боялась опеки матери. От этого Елена так редко говорила ей ласковые слова, старалась вести себя с дочерью как с подругой, равной себе. Боялась, что вырвавшаяся её нежность натолкнётся на Танюшкино колючее, уязвимое неприятие. И теперь она понимала: дочь всё так же боится увидеть материнскую жалость, нежность, ласку. Как будто этими чувствами можно обидеть! Господи, до чего же упрямая у неё девочка, всё «Сама, сама…»! Жаль, что у них с Игорем не успел родиться ребёнок, может быть тогда бы Таня поняла материнское сердце… Впрочем, она совсем ещё молода, пройдёт время, вновь полюбит, выйдет замуж… Так мечтала Елена, но, зная дочь, допускала и другое: останется Татьяна верна своему умершему мужу на всю жизнь! Она ведь у неё девочка верующая и с Игорем венчалась. А для таких, крепких в вере, венчание – оно и на жизнь, и на смерть…

Не включая свет, Елена подошла к окну, отодвинула штору. Последнее время она полюбила подолгу смотреть на свой двор вот так, поздним вечером. Освещённый двумя мощными фонарями, он был весь как на ладони. А сегодня ещё ярко светила полная Луна, так что на деревьях просматривались даже тоненькие веточки! Сейчас, в октябре, листья частично пооблетели, и полуобнажившиеся ветки в серебряном лунном сиянии – словно плетённое кружево…

Сердце у женщины томительно замирало: это был двор её детства, юности, зрелого возраста. И сейчас, когда наступило время преклонных лет, она, глядя на огромные, выросшие на её глазах тополя, на детскую площадку и футбольное поле, на группки кустов и скамейки под ними, на деревянный стол под самым большим деревом-дубом, думала: это всё тоже частичка её жизни… Сейчас двор пуст, только у дальней полуразвалившейся беседки тусуется молодёжь, иногда долетает смех да мигают фонариками мобильные телефоны. А ещё впереди, над крышами домов, вспыхивают, разбегаясь лучами, разноцветные лампочки. Это всю ночь работает иллюминация на крыше недавно выстроенного супермаркета. Красиво – словно никогда не гаснущий фейерверк! Тихо нынче во дворе, редко-редко пройдёт запоздалый жилец, вспыхивая огоньком сигареты, или подъедет к подъезду машина. А днём здесь полно детворы…

Тут Елена внезапно вспомнила. Месяц назад она болела. Был конец сентября, но жара стояла летняя. А в такую погоду болезнь долго не проходит, словно консервируется. В конце-концов обычная простуда окончилась сильнейшей ангиной. От высокой температуры кружилась голова, но выводить-то собаку надо! И она, трясясь от озноба, тащилась с Найдой ненадолго во двор. Поэтому, когда прибежали двое мальчишек с просьбой: «Елена Владиславовна, дайте нам Найду погулять!» – она обрадовалась. Хотя раньше отказывала, говорила: «Нет, мальчики, собака – это очень ответственно. Лучше я сама с ней выйду, а там – играйте сколько хотите». Но в этот раз дала им радостно прыгающую Найду, смотрела в окно, как ребята и собака вместе бегали по двору. А потом сама попросила:

– Приходите ещё, я ведь болею, а ей нужно гулять.

И ребята несколько дней сами выводили Найду, подолгу играли с ней. Но, наверное, и отвлекались на свои собственные игры, зная, что Найда со двора никуда не уйдёт. Видимо тогда и произошла встреча с неотразимым кавалером! Точно, у Найды как раз в те дни была течка. Но Елена, зная, что собака бесплодна, никогда этого не боялась, и потом: последние два года этот процесс протекал быстро и почти незаметно – собака старела.

Женщина вернулась в комнату, села в кресло. И тут же Найда подошла, положила голову ей на колени, стала смотреть в глаза, словно спрашивая: «Что же ты грустишь, всё ведь так хорошо!» Елена не выдержала, рассмеялась, чмокнув свою любимицу в нос, и не успела увернуться – собака лизнула её прямо в губы.

Гладя собаку по бархатистой шерсти, Елена медленно, словно удивляясь, произнесла:

– Десять лет мы с тобой вместе… Это же надо! Десять лет!

Откинувшись на спинку кресла, она стала вспоминать в подробностях, как Найда появилась в их семье. Это были приятные воспоминания.

В тот летний день Елена возвращалась домой через парк. Она любила это место, ведь дом её был рядом, а значит всё детство и молодость прошли здесь. Другие ребята только по выходным приезжали сюда покататься на самых лучших аттракционах, на детской железной дороге, на канатке, в городок юных пожарников, в детскую обсерваторию, а она могла прибегать хоть каждый день. Это был Центральный городской парк. Правда, так он стал называться недавно, много десятилетий он был Парком культуры и отдыха имени Горького. В то время, с весны до осени, работали в парке несколько открытых сцен: выступали артисты, устраивались концерты, викторины, праздничные гуляния, играл духовой оркестр. Слава Богу, Танюшиному детству это тоже досталось! Сколько было детских и спортивных площадок, столиков для шахмат и шашек – не сосчитать. И, конечно, большой комплекс аттракционов: колесо обозрения, американские горки, цепные карусели, виражные самолёты…