Мягкие руки няньки успели за несколько минут привести волосы девочки в порядок, утереть ей личико. Куда-то сами собой испарились уличные башмаки, а на ноги девочки как-то незаметно наделись теплые домашние туфельки.

– Ну вот, теперь моя маленькая Фике куда больше похожа на прилежную ученицу.

Входящая в комнату учительница французского, сухая и унылая мадемуазель Кардель, менее всего готова была с этим согласиться. Однако сегодня ей было не до нотаций в адрес какой-то неотесанной деревенщины, каковой она числила няньку своей ученицы. Ибо и сама только что была вынуждена выслушать от господина Христиана нравоучительную тираду, в которой он сравнил ее (ее!) преподавание с размазыванием холодной вчерашней каши по грязной тарелке.

– Запомните, милочка, столь нерадивые учителя в моем доме не задерживаются!

Вот что посмел сказать этот напыщенный тупица! Хотя и сам, уж мадемуазель Кардель хорошо это знала, был человеком весьма недалеким. Ограниченным и ленивым, более всего гордившимся древностью своего рода и считавшим, что эта древность сама по себе есть неоспоримое преимущество его, принца Христиана Августа.

Одним словом, принц отчитал госпожу Кардель как девочку, однако при этом отчего-то не поднимал глаз от ее декольте, по последней моде отделанного узкими кружевами. Быть может, поэтому нотация не столь заметно испортила француженке настроение, как могла бы.

– Да смотрите, милочка, не забудьте разучить со своей ученицей, моей дочерью, все положенные для юной девушки слова приветствия в адрес ее венценосных родственников. Однако в первую очередь дочь моя должна помнить о древности своего рода и гордо нести звание принцессы Ангальт. Ибо… – тут господин Христиан выпрямился и вознес к небу указательный палец, – …Ангальт – один из древнейших владетельных домов Европы. Его основатели сначала носили титул графов Балленштеттских, в каковом качестве впервые были упомянуты восемь сотен лет назад в исторических хрониках, потом – графов Асканских. Из нашего семейства происходил и знаменитый Альбрехт Медведь, первый правитель Бранденбурга. Пять же сотен лет назад саксонский герцог Генрих впервые принял титул герцога Ангальтского. Подобное генеалогическое дерево должно внушать уважение уже само по себе.

Мадемуазель Кардель кивнула – эту тираду из уст своего нанимателя она слышала, пожалуй, в тысячный раз.

– Вскоре Фике со своей матушкой отправится к моему кузену Адольфу Фридриху, герцогу голштинскому, князю-епископу Любекскому, епископу Эйтенскому… – все эти титулы завистливый Христиан чуть ли не пропел, – и я бы желал, чтобы девочка выглядела подлинной наследницей своего древнего имени.

«Увы, господин мой, – сказать вслух это мадемуазель Кардель, конечно, не посмела, – но ваша дочь имеет ленивый и неповоротливый ум, к учению мало подходящий. Вряд ли она сможет выглядеть подлинной наследницей… даже если и впрямь имеет к вашему древнему роду хоть какое-то отношение…»

– Я сделаю все, что от меня зависит, мой господин! – мадемуазель присела в поклоне. – Когда состоится отъезд вашего величества в сопровождении вашего семейства?

– Иоганна поедет с дочерью без меня! Дела службы, мадемуазель… – с непонятным намеком в голосе произнес принц Христиан. – Приложите же все свое умение! Я отправлю свою семью к кузену еще до осенней распутицы. Так что времени у вас совсем немного… милочка…

Мадемуазель вновь присела в поклоне. Что-то за всеми этими словами господина Христиана таилось. Однако сейчас думать об этом было недосуг – до распутицы и впрямь оставался едва ли месяц, и, значит, ей придется проводить в комнате девочки слишком много времени – и все это только для того, чтобы заставить ее вызубрить два-три десятка обязательных фраз.

Мадемуазель, конечно, понимала, что, будь ее воспитанница хоть трижды тупа, она все же наследница громкого титула и отец заботится о том, чтобы найти ей подходящую партию. Скорее всего, она станет женой какого-нибудь принца, чьи владения столь же обширны, как и Ангальт-Цербстские, и чей титул, пусть и восходит чуть ли не к Адаму, не в силах прокормить ни самого принца, ни тем более его семью. Ну что может быть нужно невесте такого принца? Умение танцевать, слегка разбираться в музыке и литературе, писать красивым почерком, поддерживать беседу, изящно кланяться… Что еще? Иноземные языки, дабы принимать послов и понимать хотя бы десятую часть того, что они говорят. Вот и все, пожалуй…

Все эти мысли и удержали мадемуазель Кардель от замечаний, которыми она обычно начинала каждый свой урок. Недоумевающая нянька даже позволила себе остаться и послушать, чему сегодня будет учить малышку Фике эта «тощая курица». Конечно, она не поняла ни слова – мадемуазель, гневаясь, всегда переходила на свой родной язык. Но по личику маленькой Софии Августы было видно, что урок сегодняшний более чем разительно отличается от урока вчерашнего.

Да, Фике недоумевала. Мысли мадемуазель явно были сейчас заняты чем-то иным. Иначе как объяснить ее спокойствие и тихий ровный голос? Обычно уже через пару минут после начала урока госпожа Кардель переходила на крик и даже не пыталась особо сдерживаться, называя ученицу тупой гусыней и недалекой куклой. Но сейчас…

– А теперь, Фике, еще раз повторите всю фразу целиком…

– Но, госпожа Кардель…

– Я прошу вас, еще раз повторите всю фразу целиком…

И девочка покорно, в который уж раз, повторяла, что она счастлива тем, что великий принц Адольф Фридрих, герцог голштинский, князь-епископ Любекский, оказал ей честь, пригласив ее вместе с матушкой… Что она, София Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, гордится тем, что имеет счастье принадлежать к родне столь уважаемого рода… Что приложит все усилия, дабы не посрамить древность прекрасной страны, к коей и она, смиренная, имеет честь принадлежать…

И так далее, час за часом.

«Хорошо хоть, что ночью она не будет заставлять меня повторять одно и то же!»

Говоря по чести, Фике почти сразу вызубрила все, чего от нее желала добиться мадемуазель. Она повторяла уже почти автоматически, не вдумываясь особо в смысл этих слов. Ее мысли были заняты совсем иным предметом: зачем вообще она зубрит все это? Неужели и в самом деле принц Адольф Фридрих пригласит ее вместе с матушкой в свой замок? И если да, то какова будет цель этого путешествия?

Здравого смысла Фике и в десять лет вполне хватало для того, чтобы понять: если бы речь не шла о ней, о каких-то планах взрослых, связанных именно с ее дальнейшей судьбой, она бы сидела дома и ни о какой поездке даже не услыхала, наслаждаясь обществом соседских детишек. Значит, отец все-таки вспомнил о том, что она наследная принцесса? И если так, то кого из принцев прочат ей в мужья?

Увы, сейчас ответа на этот вопрос она не знала. Подозревала лишь, что ее будущий супруг будет сыном такого же безденежного властителя, вынужденного добывать пропитание себе и своей семье, служа какому-то из богатых и именитых домов… Но вот какого именно?

В странных занятиях прошли три недели. Осенние дожди все чаще барабанили по крышам. И вот наконец наемная карета покатила прочь из Штеттина. Вскоре остались позади и городские ворота. Серые тучи, серые стены деревенских домиков, серые от усталости лица… Девочка довольно быстро утомилась и позволила себе прикорнуть, положив голову на плечо матери. Та, против обыкновения, не отстранилась. Наоборот, прижала к себе дочь и даже – вот уж чудо из чудес! – прикоснулась губами к ее волосам. Похоже, беспокойство, причин которого Фике не понимала, терзало Иоганну, заставляло ее в уже сотый раз прикидывать, какими были цели приглашения и какими могут быть последствия визита.