Немецкие армии продолжали свое наступление на юг, преследуя быстро ускользающих от них союзников (англичан и французов). На правом крыле они уже перешли к началу сражения р. Марну; отдельные немецкие корпуса перешли даже Малый и Большой Морэн, в центре немцы подходили к Сен-Гондским болотам, а на левом крыле — к Марно-Рейнскому каналу. И вот вся эта масса корпусов, неудержимо стремившихся вперед, неожиданно для себя столкнулась с контрнаступлением союзных армий, сумевших очень быстро повернуться кругом и с утра 6 сентября начавших, правда, медленно, наступать на север. Произошло гигантское встречное сражение в крайне сложной и запутанной обстановке.

Для германских армий эта сложность еще увеличивалась благодаря тому, что союзные армии получили боевое преимущество, — они заняли охватывающее положение по отношению к немецким армиям. Союзники удерживали в своих руках два конца той дуги, по которой германские армии выпячивались к югу, как бы залезая в глубь «кармана» союзного расположения. Этими двумя концами были Париж и Верден.

Находившиеся у этих концов французские силы могли бить противника во фланг и в тыл. Но этот удар не так просто было нанести, как можно подумать при взгляде на карту. Не надо забывать, что оба войска (союзное и германское) находились в непрерывном движении и обстановка менялась с каждым часом. Силы французов на обоих флангах были слабы и вовсе не являлись той маневренной массой, которая могла бы нанести сокрушительный удар. Своим неудержимым движением на юг немецкие армии угрожали разорвать на две части расположение союзников, отбросить главные силы за Сену и Марно-Рейнский канал и отрезать их от Парижа и от Вердена. Положение создавалось обоюдоострое, и тот, кто хочет усвоить характер Марнской битвы, должен тщательно изучить весь ход ее, а не судить только по схемам.

Опасность обстановки для германских армий складывалась не столько из тех сил французов и англичан, которые были сосредоточены против них у Парижа и Вердена, сколько из неведения германского верховного командования о том, что делалось на фронте. Командование, упоённое первыми победами, недооценивало угрозу, которая возникала для него в сражении на Марне. Неизвестность, в которой находилось главное германское командование в момент решительного сражения, погубила самое сражение. Поясним это примером.

Предположим, что две дивизии в развернутом боевом порядке наступают друг на друга в неясной обстановке встречного боя. Допустим, что благодаря благоприятному стечению обстоятельств, например удачному расположению одного из батальонов, одной из сторон удалось направить этот батальон для удара во фланг наступающей дивизии противника. Конечно, такая сила, как батальон, недостаточна для флангового маневра, и если противник соблюдает осторожность и ведет разведку, он своевременно узнает об угрозе и легко ее отразит. Но если батальон, например, используя туман, внезапно обрушится на фланг движущейся дивизии и прорвется в ее тыл, противник, не зная, в чем дело, не представляя, с какими силам он столкнулся, может наделать немало глупостей: он спутает свой боевой порядок и в невыгодной обстановке получит уже решающий удар — с фронта от наступающих ему навстречу главных сил неприятельской дивизии.

Вот это примерно и случилось в сражении на Марне осенью 1914 года, только, разумеется, в более сложном виде и грандиозном масштабе. Марнское сражение является классическим примером действия внезапности на неподготовленного к ней противника.

Мы видели, как накануне Марнского сражения обстановка невыгодно складывалась для германских армий. Помимо охватывающего положения, союзники имели теперь и численный перевес, и при этом на западном крыле, где по плану войны немцы должны были иметь решающий перевес в первых сражениях. Этот факт сам по себе уже означал крах германских планов воины. Как возникло такое положение? На этот вопрос можно ответить так.

Германские армии победоносно двигались к Парижу. Ослепленное своими успехами германское главное командование не обеспечило твердого руководства этим движением, которое совершали пять армий, растянувшись на фронте в несколько сот километров. Движение оказалось не таким простым, как выглядело на штабные картах: пришлось преодолевать крупные водные преграды, преодолевать их в тяжелом бою с упорным противником; пришлось выдержать немало, других боев, выделять значительные силы против стоявших на Пути движения крепостей, совершать напряженные марши, чтобы догнать быстро уходившего противника, и пр. Лишенные твердого управления командующие отдельными германскими армиями увлеклись частными задачами и потянули к себе силы своих соседей, забывая о поставленной им главной задаче. Вследствие этого германские армии стали обиваться к востоку вместо того, чтобы держаться указанного им направления на юго-запад — к Парижу. Они в своем движении равнялись не направо, а налево.

Командующий правофланговой 1-й армией, ген. Клук, потеряв соприкосновение с ушедшими далеко на юг англичанами, увлекся, подойдя к Парижу, преследованием 5-й французской армии, которая отходила восточнее английской, и, не обращая внимания на Париж, стал обходить его с востока. 5 сентября 1-я армия была уже южнее Марны. Германские армии втиснулись, таким образом, в пространство между Парижем и Верденом, продолжая наступление к югу сбившейся, неупорядоченной массой. 4 сентября Мольтке, получивший к этому времени данные разведки о скоплении французских сил у Парижа, отдал приказ, согласно которому две правофланговые армии должны были повернуться фронтом к Парижу, с расположением 1-й армии между Марной и Уазой, 2-й — между Сеной и Марной; в центре 3-я армия должна была продолжать движение прямо на юг; две прочих армии — 4-я и 5-я — должны были наступать на юго-восток. Эту директиву армии получили в самом начале Марнской битвы, и она еще более увеличила общую неразбериху.

Было бы ошибочно представлять себе, что союзные армия в этот период были в лучшем состоянии. В пограничном сражении они потерпели жестокое поражение. Сгрудившиеся в северо-восточной части Франции французские армии оказались обойденными слева подавляющей массой корпусов противника. Как это часто бывает в первые дни войны, самые элементарные требования уставов о разведке и охранении были забыты военачальниками, и корпуса, захваченные врасплох на марше, после беспорядочного боя, едва успевали откатываться назад. Германские тяжелые полевые гаубицы производили сильнейшее действие на необстрелянные французские войска. Французская артиллерия, сплошь состоявшая из 75-мм пушек, даже не успевала вступать в бой. Английский экспедиционный корпус, прямо с кораблей попавший на поле боя, потерпел тяжелое поражение и едва был способен продолжать борьбу.

Однако в этой тяжелой обстановке французский главнокомандующий ген. Жоффр не растерялся. Проявив большое самообладание и здравый смысл, он стал исправлять допущенные раньше ошибки. Прежде всего надо было вывести союзное войско из окружения. Жоффр отдает приказ о всеобщем отступлении. Отступление это не было прогулкой; войска, еще не оправившись от поражений, вынуждены были при сильной жаре совершать