– О да. Ты дочь тренера Лоуренса. Я тебя не узнал в темноте. – Мистер Оуэнс смотрит на свои окровавленные руки, потом снова на меня. – Слушай, Калли, я не хотел, чтобы так вышло. Это был несчастный случай.

Под нажимом я обычно плохо соображаю, поэтому стою неподвижно, слушаю, как в груди стучит сердце.

– Ясно.

– Мне нужно привести себя в порядок, – бормочет он, на миг снова впивается в меня взглядом, а потом уходит, делая большие шаги по газону и пряча за спиной раненую руку.

– Ты как? – Я поворачиваюсь к Кайдену, выпуская зажатый в груди воздух.

Он закрывает ладонью подбитый глаз, смотрит на свои ботинки и прижимает к груди вторую руку; вид у него беззащитный, разбитый, ошеломленный. На секунду представляю себя на его месте – вся в синяках и ссадинах, только снаружи их не видно.

– Я в порядке.

Голос грубый, поэтому я поворачиваюсь к дому и готовлюсь дать деру.

– Почему ты это сделала? – раздается из темноты.

– Так поступил бы любой. – Останавливаюсь только на траве, смотрю назад через плечо и встречаюсь с ним взглядом.

– Нет, не любой. – Бровь над уцелевшим глазом Кайдена хмурится.

Мы с Кайденом вместе ходили в школу. Грустно, но это самый длинный разговор между нами с шестого класса, с тех пор как за мной закрепилась репутация девочки со странностями. В середине того года я пришла в школу с коротко остриженными волосами и в одежде, которая висела на мне мешком. После этого я осталась без друзей. Даже когда мы всей семьей приходили обедать к Оуэнсам, Кайден делал вид, что не знаком со мной.

– Ты поступила так, как не сделал бы почти никто.

Кайден отнимает руку от глаза, встает, пошатываясь, распрямляет ноги и оказывается гораздо выше меня. Он из тех парней, по которым девчонки с ума сходят. Я тоже была такой, пока не почувствовала, что от них добра не жди. Каштановые волосы закрывают уши и шею Кайдена, обычно великолепная улыбка превратилась в кровавое месиво, и виден один изумрудный глаз.

– Я не понимаю, почему ты это сделала.

– Ну, я не могла просто пройти мимо. – Нервно скребу лоб: у меня такая привычка, когда кто-нибудь смотрит на меня в упор. – Я бы себе этого никогда не простила.

Из окон дома льется свет, и становится видно, насколько серьезны раны Кайдена: вся рубашка заляпана кровью.

– Ты никому об этом не расскажешь, верно? Он напился… И у него были неприятности. Он сегодня не в себе.

Закусываю губу. Не знаю, верить или нет.

– Может быть, лучше рассказать кому-нибудь… например, маме.

Кайден смотрит на меня так, будто я маленький, ничего не смыслящий ребенок.

– Тут не о чем рассказывать.

Смотрю на его опухшее лицо. Обычно такое красивое, сейчас оно все перекошено.

– Ну ладно, как хочешь.

– Вот именно, – небрежно бросает Кайден, и я поворачиваюсь, чтобы уйти. – Эй, Калли, ты ведь Калли, да? Можешь оказать мне услугу?

– Конечно. – Оглядываюсь. – Какую?

– В ванной на первом этаже есть аптечка, а в холодильнике – пакет со льдом. Можешь принести мне? Не хочу возвращаться в дом, пока не приведу себя в порядок.

Мне не терпится уйти, но в голосе Кайдена слышится мольба, и это пересиливает мое желание смыться.

– Да, хорошо.

Оставляю Кайдена у бассейна и отправляюсь в дом. Там столько народу, что трудно дышать. Прижав локти к бокам и надеясь, что ко мне никто не прикоснется, пробираюсь сквозь толпу.

Маки Оуэнс, мать Кайдена, разговаривает за столом с еще чьей-то мамой. Машет мне рукой. Золотые и серебряные браслеты весело звякают.

– О, Калли, твоя мама здесь, а? – Говорит она невнятно, на столе перед ней пустая бутылка от вина.

– Она в машине! – кричу я в ответ, чтобы было слышно сквозь музыку. В этот момент кто-то врезается мне в плечо, мускулы у меня напрягаются. – Мама разговаривала по телефону с отцом и послала меня найти брата. Вы его не видели?

– Извини, не видела. – Маки величественным жестом обводит зал рукой. – Тут столько народу.

– Ничего. – Я машу ей на прощание. – Пойду поищу его.

Уходя, думаю: а видела ли она своего мужа и спросила ли, где он поранил руку?

В гостиной нахожу своего брата Джексона. Он сидит на диване и разговаривает со своим лучшим другом Калебом Миллером. При виде этой сцены я замираю на пороге. Они смеются, болтают, пьют пиво как ни в чем не бывало. Презираю своего брата за этот смех, за то, что он вообще находится здесь, а я вынуждена искать его и сообщать, что мама ждет его в машине.

Надо подойти к нему, только вот беда – ноги приросли к полу. Знаю, нужно покончить с этим, но тут полно людей – одни по углам целуются взасос, другие танцуют посреди комнаты, мне от этого неуютно.

Я не могу дышать. Я не могу дышать. Ну же, ноги, шевелитесь.

Кто-то врезается в меня, и я едва не падаю на пол.

– Извини, – просит прощения низкий голос.

Хватаюсь за дверной косяк, и это выводит меня из транса. Быстро иду по комнате, не интересуясь тем, кто это налетел на меня. Мне нужно выбраться отсюда, чтобы обрести способность дышать.

Взяв аптечку из буфета и пакет со льдом из холодильника, пускаюсь в долгий путь назад и выхожу из дома через боковую дверь, никем не замеченная. Кайдена на улице уже нет, но из окна домика у бассейна льется свет.

Неуверенно открываю дверь и просовываю голову в слабо освещенную прихожую.

– Это я.

Кайден выходит из задней комнаты. Он без рубашки и прижимает к лицу полотенце – ярко-красный комок ткани.

– Принесла что нужно?

Проскальзываю внутрь и закрываю за собой дверь. Протягиваю аптечку и пакет со льдом, а сама отворачиваюсь к двери, чтобы не смотреть на Кайдена. От вида его голой груди и низко сидящих на бедрах джинсов мне становится не по себе.

– Калли, я не кусаюсь. – В голосе никакого чувства. Кайден берет у меня аптечку и лед. – Тебе незачем пялиться на стену.

Заставляю себя перевести взгляд на Кайдена. Внимание приковывают шрамы, пересекающие его грудь и живот. Вертикальные линии, идущие по предплечьям, – самые страшные, они широкие, неровные, с зазубринами, как будто кто-то прошелся по коже парня тупой бритвой. Мне хочется провести по шрамам пальцами, чтобы унять боль, стереть из памяти жуткие воспоминания.

Парень быстро опускает полотенце, чтобы прикрыться. На миг мы встречаемся взглядами, и в его единственном открытом глазу я замечаю смущение. Момент проходит, краткий, как щелчок пальцев, и, кажется, не вернется уже никогда; у меня в груди тяжело стучит сердце.

Кайден моргает и прижимает пакет со льдом к опухшему глазу, а ящичек с медикаментами неуверенной рукой пристраивает на краю стола. Пальцы у него дрожат, все костяшки ободраны.