Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С утра меня морили голодом, чтобы придать моему лицу болезненную бледность, стянули голову полотенцем, и бабушка отправилась за врачом. Через полчаса врач осадил своего коня в нашем дворе.
— Что с тобой, парень? — спросил врач, присаживаясь ко мне на кровать.
— Умираю… — простонал я.
— Хорошо… А все же, что у тебя болит?
Признаться, такого вопроса я не ожидал и поэтому в испуге взглянул на бабушку.
— Все болит, — сказала бабушка.
— Волосы болят?
— Болят, — простонал я.
В это время в комнату вошли соседи — Илико и Илларион. Они знали о моей «болезни» и тут же вступили в разговор.
— Что-то в последнее время стал я замечать, ослабел наш мальчик, — сказал Илларион.
— Точнее…
— Точнее? Аппетит у него пропал. Прошлый раз насилу заставил мальчика съесть три тарелки лобио и один мчади. И ни куска больше!
— Да ну? — удивился врач.
— Тобой клянусь!.. Раньше, бывало, он съедал еще головку сыра, а в тот день как заупрямится — «не хочу да не хочу!». Дома, говорит, уже обедал.
— Это правда? — спросил меня врач.
— Правда, доктор. Как увижу лобио, сразу тошнить начинает.
— Мда… А как насчет жареного цыпленка с чесночной подливкой, или молодого сулгуни с мятой, или Целиком отварной курочки с эстрагоном, или, друг ты мой любезный, может быть, лучше рубец с острой приправой, или, скажем, усач и форель в ореховом соусе? Что скажешь?
— С ума сведет ребенка этот болван, — пробормотала бабушка. Илико не выдержал такого меню и, закашлявшись, выскочил на балкон. Илларион выдержал испытание и стал разглядывать фотографии в альбоме.
— Что еще болит у него? — спросил с улыбкой врач. Потом снял с моей головы полотенце и заботливо утер мне слюни.
— Еще… чихает! — ответил Илларион.
— А моча у него какая?
Тут и Илларион не нашелся, что ответить.
— Какая у него моча, Илико? — обратился он к вернувшемуся в комнату Илико. — Моча? — не растерялся тот. — В последнее время, прямо скажу, не нравится мне его моча.
— А раньше была хорошая?
— Изумительная!
— На что еще жалуешься, молодой человек?
— Хи-хи! — кашлянул Илико. — Еще он немного. того… — И он выразительно покрутил пальцем у своего виска.
Я понял, на что он намекал.
— Да?.. А ну, сколько это? — спросил врач и поднес к моему носу растопыренную пятерню.
— Семь! — сказал я и как можно глупее улыбнулся.
— Правильно! — воскликнул врач.
Илларион от удивления выронил очки, бабушка в испуге отшатнулась. Врач вывернул мне веки, опустил, потом снова поднял, заглянул мне в глаза, с сожалением покачал головой и спросил:
— Родственников и близких узнает?
— С трудом, — вздохнул Илларион.
— Так… Кто этот человек? — спросил меня врач, указывая на Илико.
— Это не человек, это зверь! — сказал я и придал своему лицу такое идиотское выражение, какого и Илико не ожидал.
— Зурико, это же я, твой дядюшка Илико, неужели не узнаешь? — сокрушенно произнес Илико.
Я отрицательно покачал головой и скосил глаза к переносице. Бабушка закусила нижнюю губу и схватилась за голову.
— Чем лечите больного? — спросил врач.
— Виски натираем водкой.
— Принесите сюда эту водку!
Бабушка торопливо принесла бутылку с водкой.
— Подайте мне чайный стакан!
Подали. Врач наполнил стакан и начал:
— Положение ребенка весьма серьезное, боюсь, не протянет до утра, Нужно немедленно везти его в больницу на операцию!
— На какую операцию?! — вскочил я с постели.
— Придется вскрыть черепную коробку…
— Только через мой труп! — вскричала бабушка. — Ишь ты, «вскрыть черепную коробку»! Это тебе не тыквами Да что ты понимаешь в болезнях? Мальчик здоров, как бык, а он — «в больницу»! Вставай, сынок, вставай, а то и впрямь он загонит тебя в могилу!
— Ну, вот и отлично! Здоров, говорите? Дай бог и впредь всем вам здоровья! — сказал с улыбкой врач и опрокинул в рот стакан.
— А закусить? — сказал Илларион и подал ему грушу.
Врач аппетитно, с хрустом откусил грушу, потрепал меня по щеке, простился со всеми и, направляясь к выходу, сказал:
— А такого здорового мальчишки действительно во всей деревне не найдешь.
Потом он вскочил на коня, помахал рукой и ускакал…
ОХОТА
Спустя неделю после моего чудесного исцеления к нам во двор зашел Илларион. Он прилег на траву под грушевым деревом, закурил самокрутку и, сладко потягиваясь, спросил:
— Ну, что, собачник, перенес операцию?
— Вам всем, конечно, начхать, а я чуть было не погиб!
— Скажи, пожалуйста! «Погиб»! А какая тебе грозила опасность? Ну, вскрыли бы твой паршивый череп и тут же бы и захлопнули. Чего копаться-то в пустоте?
— Ладно, ладно… «В пустоте»… Зато ты да твой дружок Илико — ума палата!
Помолчали.
— Что это твоей собаки не видать? — спросил Илларион, и в тот же миг, словно в ответ на его слова, раздался отчаянный собачий визг.
— Убью скотину, убью! Пропади ты пропадом, Зурукела-негодник, вместе со своей собакой! И где ты ее откопал. эту безродную тварь?! Слыханное ли дело! сперва таскала яйца из-под наседки, а теперь принялась за цыплят! По тропинке между изгородями, громко голося и размахивая палкой, ковыляла соседка Ефросинэ. Перед ней, жалобно скуля и волоча заднюю ногу, бежал мой бедный Мурада.
— Держи его! — вопил из своего двора муж Ефросинэ. — Да что ты раскричалась, баба! Что случилось?! выскочила из дома бабушка. — Это кто же, по-твоему, безродная тварь? Наш Мурада? Да он, если хочешь знать, породистее твоего мужа и всей вашей родни!.. Проваливай лучше, пока не поздно! Безродный… Да я за него с двух доек сыр отдала мельнику Симону!
Ефросинэ, которая больше всего на свете боялась бабушки, тотчас же повернула обратно, а Мурада с видом оскорбленного достоинства прилег у моих ног. Не сводя глаз с удалявшейся Ефросинэ, он жалобно повизгивал. Как только женщина скрылась за поворотом, собака умолкла.
— Здравствуй, Мурада! — поздоровался с собакой Илларион.
«Здравствуй!» — ответил про себя Мурада и приветливо вильнул хвостом.
— Ах ты, лисья порода! — улыбнулся Илларион, доставая изо рта собаки цыплячий пух. — За что тебя пробрали?
«А бог их знает, — проговорил про себя Мурада, — оставляют без присмотра цыплят на улице, а потом еще обижаются…»
— Крепко досталось тебе?
«Порядком», — ответил про себя Мурада и взглянул на ушибленную ногу.
— Не огорчайся, пройдет…
«Да не так уж и больно, как хотелось бы Ефросинэ», — улыбнулся Мурада, тряхнул ушами и стал лизать Иллариону руку.
— Что с его мордой? — спросил меня Илларион.
— Обжегся, дурак. Вчера вздумалось ему стащить со сковороды мчади, вот и угодил носом в огонь…
— Это правда, Мурада?
«Эх, на