— Но они же правильно вам замечание сделали! Не соглашалась я. — На великах гоняли? Грязью их обрызгивали? На чужую собачку ошейник с электроразрядом надевали? Вы что, нормально играть не можете?

— Они сказали, что из меня ничего не получится, и мне в элитной школе делать нечего. Бабушка — подавальщица, дедушка — шофёр, а мать по улице… по панели ходит. И что они знают, откуда у нас машина…

Я махнула рукой, надела кокетливый малиновый фартук, загремела тарелками. О том, что меня во дворе считают не частным сыщиком, а валютной проституткой, я знала давно. Но девочке-то можно было об этом не говорить. И грешно поминать дурным словом её дедушку и бабушку, о которых якобы во дворе хранят добрую память…

— После съеленной пачки чипсов ты ещё хочешь обедать? Не тошнит?

— Нет. — Октябрина резко вскинула голову и взглянула мне прямо в зрачки большими шоколадными глазами. — Не тошнит. Мама, ты не бойся. Я тебе одну вещь скажу, очень важную.

— Какую?

Я старалась отрешиться от сыскных дел и переключиться на дом. Здесь вся мои жизнь, и самые важные дела происходят в этих четырёх комнатах и на этой кухне, где мы с дочерью сейчас будем обедать. А, может, ужинать, потому что уже вечер. Какую бы вещь ни сказала сейчас Ота, пусть даже глупую или пустяковую с моей точки зрения, я должна отнестись к проблеме серьёзно. Именно потому, что это — проблема моей дочери.

— С тобой всё в порядке?

— Всё. — Октябрина водила смуглым пальчиком по столу, и я видела, что она лукавит. — Только Денис мне предложение сделал. Взаправду!

— То есть?.. — Я даже поперхнулась. — Предложение чего?

— Чтобы я за него замуж вышла, — тихо и вежливо пояснила дочь. — Но не сейчас, ты не думай! Потом, когда паспорта получим. Мы поклялись, что он другую не найдёт, и я — тоже…

— Он сделал тебе ТАКОЕ предложение? — Я почувствовала, что мой язык онемел, и ни одной мысли не приходит в голову. — Почему вдруг родилась такая идея? Вы слишком долго гуляли? Решили и в ЭТО поиграть?

Конечно, я знала, что такой разговор когда-нибудь состоится — лет этак через одиннадцать, а то и позже; потому как следует и не подготовилась. Судьбоносная минута застигла меня врасплох. Чтобы Октябрина не заметила улыбку, я стала накладывать корм в миску нашей персидской кошки Клариссы.

— Мы в это не играем, — всё так же негромко, но очень решительно сказала Октябрина, пощипывая рукав своего джемпера. — Мы даже целовались, — добавила она одними губами. — Мы любим друг друга — на всю жизнь.

Я всю жизнь была и сейчас остаюсь никуда не годной хозяйкой, потому что всё время проводила на службе, в охранно-розыскном агентстве. Там нельзя было подолгу заниматься личными делами, и поэтому питались мы в основном из пакетиков. Дочка неделями проживала в пансионе, и забирала я её лишь на выходные. Мы мотались по детским кафе, заходили в рестораны. Но почему-то Отка особенно любила «Макдональдс». На сегодня у меня остался только гороховый «быстросуп», который я и развела в двух тарелках. В последнюю очередь я нарезала хлеб и села напротив Оты.

— Целовались? Любите?

Мне показалось, что я ослышалась. Да, я никогда не забывала, что моя дочь южных кровей, и замуж может захотеть раньше, чем остальные. Но чтобы в семь лет и за семилетнего!..

— Мы же в щёку целовались! — Октябрина старательно дула на ложку с супом и одновременно пожимала плечами.

— Значит, в щёку, — машинально повторила я, взялась за свою ложку и тут же обожглась. — А что ещё делали? — Вопрос прозвучал довольно-таки глупо, и я очень быстро это поняла, примирительно улыбнулась.

— А что ещё можно делать? Он маленький пока, неразвитый.

— Как это неразвитый? — попыталась я прояснить взгляды дочери.

— То есть незрелый. Надо, чтобы он смог иметь детей…

И тут я расхохоталась, осознав до конца, сколь нелепым и напрасным получился наш разговор. Октябрина обиженно надула губы — ведь я не восприняла её чувства всерьёз и дала понять, что никакой любви в её возрасте быть не может. Они с Денисом на самом деле только что вылезли из песочницы, а вот насмотрелись всякой ерунды по телевизору и в современной школе и решили не отставать от старших.

Конечно, если детям с утра до вечера капают на мозги, подбрасывая разные рисковые идейки, то они вполне могут и не дождаться до четырнадцати лет, до вожделенных паспортов. Раньше паспорт выдавали в шестнадцать, но если бы я сказанула такое своей маме за столом, она, в лучшем случае, стеганула бы меня полотенцем. Правда, я уже давно отказалась даже от мыслей о физическом воздействии на ребёнка, и до сих пор была верна своему выбору.

— В двери звонят! — Октябрина с наслаждением прервала мой смех.

— Неужели?

Я вытерла слёзы и прислушалась. Действительно, гонг удались ещё раз — наверное, во второй или в третий. Я сразу же напряглась — это ведь мог быть кто угодно. Бывало, что заезжали обменяться мнениями коллеги по агентству, если у них вдруг возникала нештатная ситуация. Случалось, наведывались и бандюганы, предлагающие уладить дело миром. Эти или угрожали, или пытались заплатить больше, чем их враги — наши клиенты.

А чаще всего забегали соседи — по старой памяти. Все помнили, какая радушная и хлебосольная была моя мама, тоже Октябрина. И хотя её нет на свете уже без малого восемь лет, время от времени старые знакомые пытаются занять денег или выпросить луковицу. Узнать, как дела, и не собираюсь ли я замуж. Я всегда отвечаю, что живу нормально, и ссылаюсь на неотложные проблемы. Так надо будет сделать и сейчас. Потому что я — не мама, чашки чая и рюмки сладкого вина у меня для соседей не находится. Если кому-то из них холодным осенним вечером стало скучно, пусть ищут другую компанию.

— Это не к тебе? — на всякий случай спросила я дочку.

— Нет, мне никто не звонил!

Она, кажется, уже забыла о нашем разговоре. В её возрасте каждое новое впечатление нацело стирали предыдущее. В семь лет возможно жить не только одним днём, но и одним часом.

— Может быть, это Денис? Или Полинка?

Хорошо, что я не успела снять деловой брючный костюм в жемчужные клипсы, подаренные мне на день рождения лично директором нашей фирмы. А вот Октябрина уже повесила в шкаф форму — чёрный сарафан, серый жакет и шёлковую блузку с бантом. Но в своём стареньком свитере «пончо» дочка выглядела ещё лучше — как туземец в национальном наряде.

Я уже прикинула, что в баре есть несколько бутылок из коллекции «Колье Екатерины» — на тот случай, если прибыл кто-то из взрослых. Запасы, оставшиеся в холодильнике, позволяли быстро накрыть стол. А ведь я могла бы плавать в ванне, как собиралась, и тогда пришлось бы сильно поволноваться, натягивая купальный халат и заворачивая голову в полотенце.

Дочка первая подбежала к двери, поднялась на цыпочки и посмотрела в «глазок». Различив силуэт гостя, она взвизгнула от радости.