батрака. Когда же он медлил и подозрительно смотрел по сторонам, тот подталкивал его сковородой и приговаривал.

— Шевелись, воровское отродье! Ишь, чего удумал — моего покойного хозяина обокрасть! Ничего, клетка из тебя сделает человека.

Разбуженные голосами в темноте подземелья проснулись измученные тощие рабы и с любопытством прильнули к железным прутьям. Испускаемый свечой слабый свет не позволил им хорошенько рассмотреть пришедших, потому они спросили:

— Кого этот толстый лиходей послал к нам? А и не сам ли сюда явился?

— Я честный батрак, а передо мной…

— Не слушайте его! — воскликнул вор. Он вывернул батраку руку и поднес к свече. — Вот ваш пленитель!

Узнав перстень работорговца, рабы зарычали в ярости, протянулись между прутьями руки, и посыпались злые слова. А пока батрак, изумленный такой наглой ложью, думал, как быть, вор утянул у него связку ключей и всех рабов освободил. Рабы тут же налетели на того, кого считали пленителем. Они избили батрака до полусмерти и были таковы. Надо отдать им должное, в поместье работорговца они поработали почище вора. Они вынесли оттуда все, что только можно нести. Они поломали мебель и порезали гобелены, затем стащили все это в огромную кучу и подожгли прощальным костром. К утру от богатого поместья осталось одно пепелище, а самого работорговца в нем уже не нашли.

Беглые рабы еще долго слонялись по окрестностям. Иные из них сумели найти себе применение, остальные же, пропитанные злостью и ненавистью, немного спустя окончили свои дни в петле.

Вор не бросил своего горемычного товарища в пожаре, но выволок в мешке, в котором прежде побывал сам. В гавани он обменял батрака на кисет махорки, и хотя позже сделался богатейшим в округе купцом, такого выгодного обмена ему больше не довелось совершить.

А батрак попал в рабство. Правда, заставляли его только мыть посуду, да расшаркиваться перед важными господами. Но зато кормили преотвратно, сплошными пирожными да тортами. От такого вредоносного питания и за неимением былого физического труда стал батрак ленивым, а его мышцы дряблыми. Нередко еще до светла садился он у окна в каморке прислуги и тяжело вздыхал, с тоской вспоминая целину, не паханные и не сжатые поля. И мнилось ему, что вновь в его руках коса, что вновь его одолевает приятная от тяжелого труда истома. А вот о своей жене он не тревожился, потому что узнал, вышла она за его приятеля прежде вора, а ныне уважаемого купца.

— Экий молодец! — восхищался батрак вором. — Нет на свете второго такого добряка! Мне желал помочь, а не получилось — так жене моей знатно подсобил!

Незавидна и приторно сладка была его жизнь, но и она стала налаживаться, когда батрак поведал главному повару о своей сковородной мечте. Тот обещался помочь и уже к сковороде приладил, дозволив для начала бить на ней яйца и жарить омлет.