Только при мысли о грядущем карауле Джоэл растерял скудные крупицы веселости. Дурное предчувствие продолжало грызть червячком беспокойства. Сумрак уже облепил первые этажи приземистых зданий. Тени сгущались, а небо теряло грязно-горчичный оттенок, его заполняли тревожные алые разводы. Змей Хаоса поворачивался другим глазом. Желтый Глаз по привычке старых времен символизировал день. Он и светил ярче, и давал подобие тепла, как загадочное солнце из легенд. Но Красный… Считалось, из-за него и начались все беды Вермело.

«Кто сегодня превратится в сомна? Кем он окажется? Мерзким преступником или законопослушным гражданином?» — прикидывал Джоэл. На его памяти попадались обращенные из самых разных слоев общества. За семнадцать лет службы он понял одно: сомнамбула дремлет в каждом. И в бедном, и в богатом, и в молодом, и в старом. Снаружи все пытались выглядеть порядочными, но внутри у каждого водилась разная гниль. Закон их мира, закон их города да и вообще жизни.

Так прозябал Вермело — древняя столица, центр промышленности. Вернее, осколок древней столицы, сохранивший чопорные нравы прежних времен. Так он себя представлял официально, с лицевой стороны. А с изнанки проступали все формы извращений и тяги к саморазрушению.

Вместо власти сформировалась группка богатеев сомнительного происхождения. Королевская чета канула вместе со всем двором в Хаос двести лет назад; они не успели вернуться из загородной резиденции.

Вместо единой религии плодились все новые секты. Кто-то призывал отказаться от земных наслаждений, якобы гарантируя защиту от превращения в сомна. Кто-то наоборот твердил, что судьба постигнет каждого, поэтому предлагал наслаждаться каждым моментом, не заботясь о последствиях.

«Этот город давно прогнил. Не верь глазам своим, не обманывайся чистотой богатых кварталов и не отворачивайся от скорбной нищеты бедных. Все в равной мере получат страданий. Только суждено ли хоть кому-то оказаться в кругу спасенных? А впрочем, все это какая-то метафизика», — думал Джоэл, посматривая по сторонам.

В трактире скопилось немало народу, но постепенно публика расходилась. После всеобщего сигнала «отбой» наступал комендантский час. Под свет Красного Глаза выходить разрешалось только охотникам. Такой порядок установился уже двести лет назад. А ведь раньше существовали как-то иначе… Раньше, наверное, верили в спасение всего человечества. Только теперь от него осталось не больше тридцати перенаселенных районов, несколько шахт и лоскутки полей — больше ничего. За стеной — смерть. Гигантский Змей. В таком обществе едва ли задумаешься о всеобщем спасении.

— Красный Глаз сегодня особенно яркий, — вздрагивал трактирщик. — Простите, господа охотники, я закрываюсь.

Конечно, ему надлежало спешно бежать в спальню и натягивать ночной колпак. Считалось, что во сне воздействие Красного Глаза не так сильно. Но Джоэл уже знал, что у трактирщика в Ловце Снов запутается множество бесформенных кошмаров. С каждым днем все больше и больше, гуще и гуще. Верный признак скорого превращения в сомна. Это он и сам понимал. И хорошо — Джоэл не любил напоминать о неизбежности заранее приговоренным. Пока краснолицый здоровяк отчаянно играл в добропорядочного горожанина. Играл в спасенного.

Ныне признанная религия Вермело, сохранившая догмы старых времен, настаивала на том, что есть избранные и проклятые. Якобы это заранее, еще до рождения человека, определяется великим божеством. Избранных мало, зато они никогда не превратятся в сомнов, а после смерти займут свое место в мире вечного блаженства. Описания благословенного места канули в веках. Зато остались подробные и яркие картины с изображением огненной бездны, в которую после смерти низвергаются грешники. Проповедники с помостов особенно ярко повествовали об их мучениях, кажется, наслаждаясь выдуманными на ходу деталями. Скрытые палачи. Они тоже нередко перекидывались в монстров, хотя это не разглашалось.

Поэтому Джоэл не верил ни во что. Он давно уяснил, что превращение в сомнов крайне сложно предугадать: за фасадами приличной жизни скрывались темные тайны, а ордеров на обыск охотникам обычно не выдавали. Запутавшиеся в Ловцах Снов кошмары не служили достаточным доказательством преступных намерений.

Появление монстров все так же легко объяснялось проповедниками. Ведь в их теории никакие поступки человека не влияли на его избранность. Оставалось только делать вид, будто ты избранный: честно трудиться и преумножать капитал. Жители трущоб, правда, не слишком об этом заботились. Поэтому Джоэл отчасти больше уважал весь трактирный сброд, чем напыщенных богатеев из приличных районов.

«Обращения зависят не от накопленных барышей, а от чего-то другого. Разумеется, от Красного Глаза. Но и от чего-то еще, — размышлял Джоэл, задумчиво пережевывая остатки крысятины. — Если бы мы смогли понять, возможно, изобрели бы средство. Распознали бы симптомы, как у любой болезни. А это, несомненно, болезнь. Болезнь из Хаоса, от Змея, может, его гипноз. Умеют же обычные змеи гипнотизировать своих жертв. Вот и здесь. Нельзя смотреть в Красный Глаз».

— Джо! Опять ты сидишь мрачный, как Хаос, — окликнул Ли. Все это время он о чем-то увлеченно рассказывал. То ли расписывал любовные приключения в доме чьей-то неверной жены, то ли пересказывал детали удачной погони, свидетелем которой на днях был и Джоэл. Оставалось только удивляться, когда Ли успевает поесть в перерывах между трескучей болтовней.

— Ты меня вообще слушал? — с деланной серьезностью обижался он, когда Джоэл со смехом отвечал:

— Вообще нет.

— Изволь, я могу и повторить.

— Вот уж не сомневаюсь. Мне тебя еще всю ночь слушать на посту. Если, конечно, ночь выдастся тихой.

Но Джоэл с самого утра предчувствовал, что караул не будет скучным и спокойным. Неприятное ощущение давно сосало под сердцем — чутье охотника, своего рода, инстинкт. Ожидание беды сгустилось к вечеру, и теперь от него буквально шипел затхлый воздух трактира, напитанный вонью немытых тел, дыма и сивушного перегара. В этом мареве смешением всех чувств на одной струне звенело нечто зловещее. Поэтому Джоэл не удивился, когда мимо окна промелькнула едва уловимая тень.

— Ли! Хватай меч и маковый порошок! — воскликнул он, опрокидывая пустую тарелку.

— Что-то рано для сомнов. Может, щипач убегает? — встрепенулся Ли и с неохотой подобрал сметенную со стола любимую треуголку.

— С клыками и когтями? — не поверил Джоэл. — За мной! Быстро!

Ли с ленцой размял плечи, но больше не мешкал и даже обогнал напарника, когда тот неудачно споткнулся о перевернутый в спешке стул и не вписался в дверной косяк. Левое плечо отозвалось глухой болью. Охотники не замечали мелких порезов и синяков, но на прошлой неделе вдоль лопатки неудачно проехались когти мелкого сомна. Ли тогда не поверил, что друг случайно попал под удар. Верно не поверил, снова раскусил, что его закрывали.

«Прыткий мальчишка! Тридцать лет — ума нет. Так жаждет раньше меня засунуть голову в пекло?» — мысленно ругался Джоэл, но вслух ничего не высказывал. Они уже неслись по улице, сосредоточившись на том, чтобы не сбить дыхание, поэтому переговаривались кивками и системой коротких жестов. Впрочем, Ли успевал даже теперь потрепать языком: