С этой ночи императору Калигуле оставалось жить три месяца и двадцать шесть дней.

Кассий Херея был родом из местечка под названием Пренеста[1], известного своим храмом Фортуны. Его родители, крестьяне-арендаторы, работали на земле крупного землевладельца Кассия Бабула, чье имя они по традиции добавляли к своему. Херея помнил, как однажды его отец сказал:

— Это для нас большая честь, но и нелегкое бремя. Хотя мы и свободные люди и римские граждане, но на деле влачим рабское существование. Выбор у нас небольшой: мы, конечно, можем отказаться от аренды и отправиться в Рим, чтобы там стать плебеями и кормиться тем, что пожалует император. Но уж лучше я буду гнуть спину на Бабула.

Херея был в то время пятнадцатилетним юношей и все чаще задумывался о жизни. Будучи в семье вторым по старшинству ребенком, он не знал точно, чего хочет, но в одном был уверен: он не желает быть преемником родителей и трудиться на чужой земле. Тут отец был прав: это значило быть одновременно свободным и рабом. Да и по закону арендуемая земля передавалась старшему сыну.

— Тогда тебе остается только одно, — посоветовал ему отец. — Отправляйся в армию. Люди нашего сословия дослуживаются, как правило, только до центуриона, но и это тоже что-то. Как ветерану, тебе дадут надел земли, ты сможешь купить себе пару рабов и будешь сам себе господином.

— Если до этого вообще дело дойдет…

— Правда, тебе понадобится удача. Во всем нужны удача и везение. Но, в конце концов, ты рожден недалеко от храма самой Фортуны. Прежде чем отправиться в Рим, ты отправишься туда и принесешь богине жертву.

Херея последовал совету отца, и до сих пор богиня была к нему милостива. Уже в двадцать лет он стал центурионом и имел прекрасные шансы продвинуться выше.

После смерти императора Августа среди рейнских легионеров вспыхнул мятеж. Стало известно, что Тиберий, приемный сын великого Августа, должен стать его наследником, но легионеры считали, что более достойным был их любимец Германик, в то время главнокомандующим рейнскими легионами. Храбрые, простые воины, они не замышляли зла, и их начальники знали это, но главным в войсках была дисциплина, а все остальное отступало перед ней на задний план. Кто же должен восстанавливать порядок? Как и все самое неприятное, это пришлось на долю центурионов — они-то и стали сначала мишенью мятежников. Солдаты собрались на рассвете вместе и набросились с обнаженными мечами на их палатку.

Херея увидел их приближение и, вооруженный и облаченный в латы, выступил навстречу. Его высокая атлетическая фигура выглядела устрашающе, но солдаты, будто обезумев, набросились на него, как стая волков. Мощными ударами он убил одного и многих ранил, прежде чем смог вырваться. Тогда он служил в 21-м легионе, который в тот день потерял, как было установлено позже, пятьдесят одного из шестидесяти центурионов. Разъяренные мятежники разрубили их тела и бросили куски в Рейн. Херея прорвался к палатке трибуна, сирийская охрана которой оставалась верна ему. Доложив о происходящем, он был тут же вознагражден за мужество и отвагу.

Прошло несколько дней, прежде чем все успокоилось. Двенадцать зачинщиков были без промедления казнены, и на этом мятеж закончился. Однако желание войск видеть Германика императором осталось. Солдаты отправили к полководцу делегацию, чтобы просить его свергнуть Тиберия и самому подняться на престол. Но Германик остался непоколебим. Он мог бы с помощью рейнских легионов войти в Рим и захватить власть, но божественный Август выбрал своим наследником приемного сына Тиберия, и он подчинился этому решению. Популярность Германика в войсках от этого не пострадала: легионеры высоко оценили верность своего полководца, хотя он и выступил против них. Слово «верность», которое тогда олицетворяла богиня, почиталось в войсках превыше всего. Кассий Херея, во всяком случае, это прекрасно понимал и был готов отдать за Германика правую руку.

Через несколько недель после подавления мятежа по ходатайству своего трибуна Херея должен был получить награду за храбрость. Юлий Цезарь Германик, если он только был поблизости, всегда брал эту честь на себя, поскольку ценил общения со своими людьми, за что они любили его еще больше.

Германик встретил представленных к награде у входа в свою палатку. На руках он держал четырехлетнего Калигулу, жизнерадостного мальчика с дерзким лицом, который строил солдатам рожицы и показывал язык. Херея подумал, что за это его следовало бы как следует отшлепать, но личная охрана Германика лишь посмеивалась. Вероятно, все, что выкидывал этот маленький чертенок, они находили забавным. Однако Германик, заметив, что тот вытворяет, взял его за ухо и отправил обратно в палатку. Затем он прошелся вдоль рядов воинов и каждому из них, надевая на шею награду, сказал пару слов. Херея за мужество получил серебряную монету Виртуса. На ней была изображена Храбрость в образе женщины в шлеме, одна нога которой стояла на сложенных на земле латах.

По-мужски красивые черты Германика, его мягко очерченный рот и мечтательные глаза на первый взгляд едва ли выдавали в нем военного человека. Но это первое впечатление было обманчивым. Германик обладал железной волей и в самых опасных ситуациях доказал свое мужество и решительность. Это было лишь одной из сторон его личности. Он также писал научные труды, сочинял стихи на греческом языке и славился как прекрасный оратор.

— Ты еще совсем юн, центурион. Откуда ты родом?

— Из Пренесты, генерал.

Германик улыбнулся:

— Тогда Фортуна на твоей стороне. Следуй и дальше этим путем, и ты не останешься центурионом.

— Может, он станет даже императором, — выкрикнул маленький Калигула, который потихоньку выбрался из палатки и хитро посмеивался.

Германик наградил его легкой затрещиной.

— Из тебя, во всяком случае, правитель точно не получится. Отправляйся сейчас же обратно в палатку!

Разревевшись и потирая затылок, малыш убежал прочь. Мужчины проводили его улыбкой.

Спустя несколько месяцев они выступили в поход против марсов и хаттов. Германик использовал эту возможность, чтобы посетить те места, где семь лет назад германские войска под командованием Арминия разбили римского генерала Вара. Он обратился к своим солдатам с короткой речью:

— Этот позор до сих пор не смыт. Три легиона были тогда разбиты, и теперь наша задача — уничтожить Арминия и его войско.

Сказать это было, конечно, гораздо легче, чем сделать, но, в конце концов, далеко на севере, на Идистафьевом поле, войска Арминия потерпели поражение, хотя ему самому удалось спастись. Император Тиберий оказался достаточно благоразумным, чтобы остановиться. Эти земли, где зимы такие долгие, а непокорные племена всегда готовы к мятежу, едва ли принесли бы Риму хоть сколько-нибудь значимую пользу. Решение его было ускорено тем, что осенний шторм в Северном море почти полностью уничтожил римские суда.