с водой, сразу за ней потянулась. И охнула от боли, роняя руку на кровать.

Это что получается? Я всё-таки попала под ту машину, а остальное было лишь сном? Как в сериалах на втором канале показывают? Сначала потеря сознания, потом операционный наркоз, а следом сон? И вся эта ерунда с тем мужиком, увольнением, ногой… А нет, нога болит. Значит хоть с ней всё реально.

Поняв, что встать сама не смогу, да что там встать — даже подтянуться на подушке и сесть, я начала вертеть головой, осматривая своё временное пристанище. Вон там, в углу, у двери, холодильник стоит, старый, ещё советский, похоже. И раковина рядом. А с другой стороны — шкаф. Странно, обычно в палатах шкафов нет, тумбочка есть — и хватит, нечего гостиницу устраивать. Может, это какая-то не такая больница? Но тогда тут и холодильник был бы нормальный. Ерунда какая-то.

Повернула голову в другую сторону: на привычных уже повсюду евроокнах жалюзи. Светонепроницаемые. Закрытые, так что непонятно, какое сейчас время суток.

И часов нигде не видно. Я же привыкла, что в любой момент могу время узнать: либо мобильник в руках, либо смарты на запястье. Хотя, последние я постоянно забываю заряжать. Меня даже как-то обозвали однажды… Дай Бог вспомнить… О! Номофобка, вот! Ну и ладно, зато всегда на связи.

Так, а какое время суток всё-таки? Если прикинуть, что сбили меня утром в девятом часу, потом пару часов на то, чтобы довезти до больницы, ещё часов пять на операцию, ну и там на то, чтобы проснуться часа полтора. Итого — восемь с половиной часов. Округлим до девяти. Как раз рабочий день. Час на то, чтобы добраться до дома, а там будет мама звонить. Она постоянно звонит, чтобы удостовериться, что со мной всё в порядке.

Кстати, а почему здесь Танька, а не мама? Ей вообще сообщили? И какой такой второй день, если всего восемь часов?

— Наталья Евгеньевна, наконец вы очнулись!

Я перевела взгляд с жалюзи на вошедшего в палату врача и вздрогнула — это был мой шеф. А позади него стояла Танька и довольно улыбалась.

— Да, очнулась, — произнесла я, неосознанно кивая, и добавила: — А вы как сюда попали? И почему в халате?

— Я? — Шеф удивлённо посмотрел на меня. — Боюсь, вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Игорь Юрьевич, я — хирург и ваш лечащий врач.

— Врач? Извините, наверное, вы просто очень похожи на моего шефа. — Я натужно улыбнулась и подумала: «И зовут вас так же!»

— Ничего страшного, но я на всякий случай пришлю к вам невролога, пусть тоже вас внимательно осмотрит. А пока расскажите, как вы себя чувствуете.

Он уселся на всё тот же стандартный стул, взял меня за запястье, считая пульс, а Танька встала у подоконника, и пока я рассказывала, что у меня всё болит, кружится голова, и вообще не из этого мира, крутила пальцем у виска. Будто я сама не понимаю, что что-то не то происходит. И, кстати говоря:

— Игорь Юрьевич, а почему тут Татьяна? Где моя мама?

— Мама? — Шеф — ну не могла я иначе его называть — повернулся к соседке и посмотрел на неё. — Вы сказали, что у Натальи Евгеньевны нет родных.

— Нет, — Танька помотала головой, — у неё никого нет.

— А где мой телефон? Там должен быть её номер. Дайте мне его, и я сразу всех найду. У меня куча родных! И в этом городе, и вообще!

Кажется, у меня начиналась истерика, я сунула здоровую руку под одеяло и нажала на живот. Боль пронзила всё тело, но зато позволила прийти в себя. Выдохнув, я проморгалась и снова улыбнулась.

— Наверное, мне не невролог, а психиатр нужен.

— Не наговаривайте на себя, всё у вас в порядке с головой, после наркоза и не такое бывает. Отдыхайте. — Шеф встал. — Сегодня вам можно только пить, а завтра уже и поесть разрешаю.

— Спасибо! — прохрипела я уже ему вслед и посмотрела на Таньку. — Так где мой телефон?

Она стушевалась, пару секунд попереминалась с ноги на ногу, а после сунула руку в карман, вытащив из него странный мобильник в прозрачном чехле — точно не мой, но с моим брелоком. А под чехлом, дьявол меня разбери, я увидела ту самую визитку.

— Набирай номер с неё! — скомандовала я Таньке, и она, шустро потыкав в экран наманикюренным пальцем, сунула трубку мне под ухо.

Я поёрзала, устраиваясь удобнее, и только замерла, как услышала знакомый голос, произнёсший:

— Вы всё-таки позвонили.

* * *

— Вы всё-таки позвонили…

Я посмотрела на стоящую передо мной Таньку, потом перевела взгляд на мобильник в руке и покачнулась. Другой на моём месте уже точно ударился бы в истерику или вызвал бригаду на барбухайке, а я тут ещё что-то думаю. Нет, так нельзя. Надо во всём разобраться.

— Заходи! — Я сунула мобильник в карман домашних штанов и силой втянула Таньку в квартиру, захлопнув за ней дверь. — И рассказывай.

— Что? — Танька похлопала глазами с огромными наращенными ресницами.

— Почему я здесь? Почему ты здесь? Откуда ты знаешь, что я звонила? Кто был в той больнице? Что вообще происходит? Всё рассказывай!

— Стоп! — Танька толкнула меня ладонью в грудь. — Тусь, у тебя ромашка есть? Или пустырник? Говорят, они хорошо от нервов помогают.

— Засунь себе ромашку… в вазу! И нечего мне зубы заговаривать! Быстро колись!

Я схватила её за руку и потащила на кухню. Там усадила за стол и, опершись о него обеими руками, повторила:

— Рассказывай!

— Да чего рассказывать-то? — Танька сжалась так, словно я её ударить собралась. — Я просто хотела спросить, вы всё-таки позвонили в управляйку? Ну ты и тёть Ира? Я так и не нашла их номер.

М-да, кажется, у меня реально крыша поехала. Или нет? Или… Что-то мне это всё напомнило. И я буду не я, если не разберусь.

Я вытащила мобильник, открыла список последних звонков, а затем перевела взгляд на часы и хмыкнула: да, последний исходящий звонок был сделан, точнее — будет сделан завтра в шесть вечера. Если верить тому, что зафиксировано. И номер, на который я — или не я? — звонила мне точно неизвестен.

— Тусь, — Танька тронула меня за руку, — сядь, а? Налить тебе валидольчику? Или пару капель чего покрепче? У меня есть, я сбегаю.

— Я не пью.

Сев за стол напротив Таньки, я подперла подбородок рукой и посмотрела на соседку. Сказать, что я её хорошо знаю, значит соврать. Просто так получилось, что