– Присядем на дорожку! – провозгласила Нина Сергеевна.

Оля заметила на глазах мамы слезы. Девушка обняла Нину Сергеевну и сказала:

– Ну, не беспокойся, прошу тебя! Я уверена в том, что все пройдет хорошо!

Нина Сергеевна быстро ответила:

– В тебе, дочка, я не сомневаюсь, но как быть с твоим бывшим научным руководителем? Ведь он входит в ученый совет, члены которого будут голосовать за присуждение тебе степени. А голосование-то тайное! Наверняка «дорогой и любимый» приложит все силы, чтобы убедить как можно большее число своих коллег голосовать против!

– Я в этом не сомневаюсь, – с легкой улыбкой и замершим сердцем ответила Оля. – Лев Миронович известен своей злопамятностью. А кроме того, он считает себя невинной жертвой во всей этой истории.

– Тоже мне жертва! – всплеснула руками Нина Сергеевна. – Профессор, доктор наук, он отыскал себе достойного соперника – собственную аспирантку! Два года нахвалиться на тебя не мог, всем в пример ставил, своей правой рукой почитал, но как только ты характер проявила, так прилюдно заявил, что ты – лентяйка и бездельница, а на заседании кафедры протолкнул решение о твоей неаттестации. Причем все твои так называемые друзья, как один, поддержали это нелепое и хамское постановление!

– Мама, во-первых, Лев Миронович хоть и доктор наук, но не профессор, а доцент, – произнесла Оля. – Правда, он предпочитает, чтобы его именовали профессором. Еще бы, ведь срам-то какой: доктор наук и доцент! А во-вторых, на тех, кто отводил глаза и голосовал так, как ему хотелось, не пытался сказать правду или хотя бы возразить моему бывшему руководителю, я не в обиде: им ведь еще работать в университете, лямку на кафедре тянуть, так почему же они должны ломать собственную карьеру, защищая меня? Им детей кормить надо и о себе думать, а не о какой-то аспирантке Оле Данилиной!

Нина Сергеевна печально покачала головой: участковый врач-терапевт, она не терпела несправедливости в отношении кого бы то ни было. И уж тем более в отношении к собственной дочери.

Мама и дочка помолчали несколько секунд. Раздалась трель звонка, и Нина Сергеевна подскочила:

– С богом, доченька!

– Мамочка, – обняла Нину Сергеевну Оля, – уверяю тебя, если Льву Мироновичу не удалось воспрепятствовать мне выйти на защиту, а ты сама знаешь, что он оказался чрезвычайно изобретательным и использовал все приемы – дозволенные, а по большей части недозволенные, – то теперь, в день защиты, бояться нечего!

Звонок домофона означал, что машина их ждет. Нина Сергеевна договорилась с одним из своих знакомых, владельцем старенького «Москвича», о том, чтобы он на протяжении всего дня выступал в роли шофера. Пришлось, конечно, заплатить, зато транспортная проблема была решена.

Нина Сергеевна и Ольга вышли из квартиры и подошли к лифту. Оля пошутила:

– Мама, представь, что мы сейчас застрянем, что тогда? Защиту придется переносить в связи с тем, что я сижу где-то между пятым и шестым этажом?

Двери лифта со скрежетом распахнулись, одинокая тусклая лампочка под потолком кабины освещала изрисованные стены. Нина Сергеевна, взяв дочь за руку, решительно произнесла:

– Пойдем пешком!

– Ты что, мама! – воскликнула Ольга. – Мы ведь живем на восьмом этаже, а нас ждут!

Несколько минут спустя мать с дочерью вышли из подъезда и заметили невдалеке темный автомобиль. Шофер, приветствуя их, просигналил. Расположившись на заднем сиденье, Оля прикрыла глаза, а затем в очередной раз раскрыла сумку и проверила, на месте ли папка с речью. В те несколько часов, которые она провела в тревожном сне, ей виделась какая-то ерунда. Почему-то запомнилось лицо сводной сестры Лорки: она куда-то бежала по диковинному лесу, словно спасаясь от преследователей.

«Москвич» тронулся с места, в салоне воцарилось молчание – каждый думал о своем. Путь до университета предстоял неблизкий.

Город Нерьяновск в начале двадцатого века был замшелым местечком, одним из провинциальных гнездышек на берегу Волги. С приходом советских времен все разительно переменилось: старинные церквушки, купеческие хоромы в псевдоготическом стиле и деревянные избы были сметены с лица земли, и на их месте возвели корпуса одного из самых крупных в мире тракторных заводов. В войну город был практически до основания разрушен, но еще до победы, после того, как захватчики покинули пепелище, начались работы по восстановлению Нерьяновска. Облик города стал совсем иным: появилась большая каменная набережная с огромной, в четыре пролета, лестницей к реке, широкие проспекты, дома, украшенные ликами вождей.

А в 1962 году Нерьяновск обрел и новое имя – Болотовск. Так было увековечено имя уроженца города Ивана Арсеньевича Болотова, члена ЦК КПСС. Иван Арсеньевич, покинув Нерьяновск еще юношей, с тех пор так и не бывал на своей родине, однако к его пятьдесят пятому дню рождения генсек Хрущев решил сделать приятное одному из своих верных друзей и соратников. Иван Арсеньевич был до слез тронут и даже почтил город коротким однодневным визитом. История умалчивает, изменил ли товарищ Хрущев свое мнение о «верном друге Ване» два года спустя, когда Иван Арсеньевич оказался одним из инициаторов переворота, приведшего к отставке и опале его благодетеля. Новый генсек чрезвычайно благоволил к Болотову – тот, как никто другой, умел рассказывать пикантные анекдоты, которых знал сотни, если не тысячи, был отличным охотником, да и пить умел, как настоящий русский мужик. Этого вполне хватило, чтобы в начале семидесятых Болотов был назначен министром энергетики, а через несколько лет – первым заместителем председателя Верховного Совета СССР.

В город, носящий его имя, Иван Арсеньевич больше не приезжал (в кругу приближенных он именовал родимое местечко «грязной дырой»), однако оказал протекцию группе ученых, которые посетили его в конце семидесятых. Представители элиты Болотовска загорелись идеей открыть университет: население достигло восьмисот пятидесяти тысяч, имелись педагогическое и медицинское училище, высшая музыкальная школа, политехнический и сельскохозяйственный институты, а вот университета в городе не было!

Престарелому Ивану Арсеньевичу польстило то, что ученые мужи ходатайствовали не только об открытии нового учебного заведения, но и о присвоении ему его имени. Болотов обещал помочь и не обманул – в 1981 году было решено: университету в городе быть. Правда, торжественное открытие вуза состоялось уже после смерти могущественного аппаратчика. Иван Арсеньевич ненадолго пережил «своего друга Леню» и скончался в апреле 1983 года. В начале года старший сын Болотова, заместитель министра внешней торговли, был обвинен в хищениях, арестован и предстал перед судом. Не понимая наступивших времен и проклиная нового руководителя страны и партии, Иван Арсеньевич, за несколько месяцев до того смещенный с поста заместителя председателя Верховного Совета, попытался попасть на прием к генсеку Андропову. Тот согласился принять его, но когда Болотов прибыл в Кремль, ему пришлось провести больше трех часов в приемной. Раньше «старый друг Леня» сам бы вышел к нему, по-братски обнял, и за бокалом раритетного французского коньяка все проблемы были бы улажены в течение четверти часа. Новый генсек не пил, скабрезные анекдоты терпеть не мог и всенародно объявил о том, что собирается искоренить мздоимство и злоупотребление служебным положением.