я до конца ему сознаться? Нужно было покориться, побороть свои чувства и схоронить свою любовь. Мы больше никогда не увидимся, даже тогда, когда я опять вернусь сюда — так нужно; так, отчаиваясь, я решила. Без надежды до конца соединить с тобою свою жизнь — я не могу принадлежать тебе. Любовь должна быть красива. Если бы мы теперь продолжали тайно с тобой встречаться — наша любовь увяла бы в наших руках, как цветок вянет без живительной влаги. Забудь меня и сохрани память о нашем столь кратком счастье. Душою всегда твоя».

Усмехаясь и покусывая ус, перечитывал я эти строки. Случай привел меня быть тайным участником чьей-то преступной любви. Как же глуп был я, что не сумел воспользоваться оказией и не узнал, кто такие герои этого романа. Излишняя поспешность лишила меня возможности справиться у станционного смотрителя об имени героини. Неудовлетворенное любопытство долго еще не давало мне уснуть. Лежа с закрытыми глазами, силился я оживить в памяти неясный образ незнакомки, стараясь дополнить воображением то, что я не мог увидеть.

Наутро решил я, что любопытство мое можно еще удовлетворить, съездив для того на станцию. Но день уходил за днем и намерение мое так и не удалось мне осуществить. Любопытные соседи с утра до вечера наполняли наш дом или нас самих звали к себе. Всюду рассказывал я о походе, волочился за барышнями, играл в карты с людьми почтенными и пил с такими же легкомысленными юнцами, как я. Рука моя все не поправлялась, и матушка моя, беспокоясь за меня, наконец настояла, чтобы я без промедления ехал в Петербург.

Дорога моя лежала в противоположную сторону от того села, где произошла моя встреча с романтической особою, и так и уехал я из родных мест, ничего не узнав и лишь храня на память смятую любовную записку.

Последующие события, о которых я уже однажды рассказал вам, отвлекли далеко мысли мои и чувства от таинственного, но все же малозначительного дорожного моего приключения. Смерть дорогой Лелечки Трубачеевой, смерть столь неожиданная, хотя и предвиденная, сильно меня расстроила. Долго не мог я прийти в себя, долго казнился, считая себя косвенным виновником совершившегося несчастия. Недаром молила меня Лелечка оставить мысли о чертовщине, коей занималось общество Лыкошиной. Предчувствие ее оправдалось — в моем упрямстве обрела она смерть.

Ежели бы я был более суеверен, роковое совпадение это могло бы повергнуть меня в безумие и отчаяние. Но все же здравый рассудок меня не покинул. Горе сжимало мое сердце, но не убило в нем охоты к жизни, не помрачило рассудка. Я оплакивал свою невесту, но не богохульствовал, твердо веря в Господний Промысел. Ни Лыкошина, ни Веточкин, никто не мог совратить меня в Яеретическое заблуждение. Но все же горе было сильно и остро. Рука моя снова разболелась. Я слег в постель. Одно время думал я, что придется расстаться с рукою, но Бог спас ее. К ранней весне я совсем оправился. Отдых, питание и деревенский воздух должны были вернуть мне былые силы. Я рад был избавиться от докторов, петербургской грязи, вздорных речей Веточкина, и с живостью стал собираться в дорогу. Вскоре дребезжащая нетычанка по весенней распутице повлекла меня к смоленским полям, на широкое раздолье.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сперва предавался я лени в затишье нашей укромной усадьбы. Только бы спать, только бы есть, только бы дышать медвяным духом лугов и щуриться на солнце. Но вскоре, окрепнув, тело мое потребовало большей деятельности и напряжения. Тогда со всею страстью предался я охоте и неделями стал пропадать из дому. Все леса и болота исходил я с ружьем в руках и с собакою у ног. Когда же с ранней весною прошла охотничья пора, я, ожидая первый желтый лист, занялся рыбною ловлей.

Однажды Африкан, поверенный моих охотничьих дел, сообщил мне с важностью, что он походатайствовал за меня перед князем Д., и тот разрешил мне в любое время ловлю раков в его обширном озере. «А раков там тьма тьмущая», — с уверенностью и ликуя, повторил Африкан. Я был тому рад не менее. До той поры мне не доводилось ловить раков, а лично я не отваживался просить разрешения на охоту у князя, хотя и представлялся ему в Смоленске, как нашему предводителю.

Только начало заходить солнце, как мы отправились к озеру, лежащему от нас в двадцати верстах. Лежа на спине в телеге, смотрел я на медленно бегущие облака; сердце мое билось ровно, ничто не смущало моих мыслей. Медленным, хриповатым голосом Африкан рассказывал мне о былых своих охотничьих приключениях. Короткая трубка коптила ему его сизый нос. Незаметно добрались мы до места. Небольшой рыбачий поселок высоко всполз над озером. Синий и гладкий щит лежал у наших ног, кинутый богатырской рукою в лесную чащу. Дальше, за лесом и тоже на холме, виднелись княжеские хоромы. От них шла, изгибаясь, широкая дорога.

Заходящее солнце позолотило вершины сосен, пурпуром окрасило прибрежный песок и, развернувшись по небу цветным опахалом, зажгло отраженные огни в подслеповатых оконцах рыбачьих избушек.

В ожидании ночи, когда следовало начать охоту, мы расположились на берегу и развели костер. Крепкая, румяная молодица принесла нам молока и приладила котелок с ухою. Невдалеке от нас плескались ребятишки. Рыбаки готовили рачью поживу.

Вскоре за лесом потух последний луч, озерная вода стала черной, а небо, вызвездившись, посветлело. Я разулся и, вооружившись просмоленной головнею, последовал за Африканом в воду. Началась охота, и все внимание свое обратил я на озерное дно. Лодки медленно скользили вдоль берега, потрескивали головешки, посылая огненные брызги в черную глубь воды. Вскоре увидал я на освещенном пламенем дне неподвижно лежащих раков и весь ушел в волнение охоты. Только внезапный стук колес неподалеку и топот лошадиный заставили меня поднять голову. Оглядевшись, увидел я у костра остановившуюся коляску, а в ней незнакомую барыню. Подле стояли рыбаки без шапок.

— Кто это может быть? — спросил я вполголоса рядом идущего Африкана.

Кучер поставил ладонь щитом над глазами и взглянул на берег.

— Да никак это сама княгиня… Так и есть — она.

Я невольно оправился и тотчас же рассмеялся над собою. Как ни оправляйся, а лучше не станешь. На мне всего-то и было, что небеленая рубаха да засученные выше колен порты. Хорошо, если княгиня примет меня за простого