Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орсо оскалился:
— Вы полагаете, Годелоту от этого станет легче?
— А вы полагаете, что станете ближе к цели?! — рявкнул мальчишка, и Орсо подобрался: похоже, он пробил брешь в холодном самообладании парня.
— Надо отдать вам должное, Джузеппе, вы снова оказались на шаг впереди. Но упускаете из виду, что быть впереди означает всегда ощущать за собой погоню. Я не отступлюсь, тут можете быть уверены. Более того, как вы верно подметили, я не один. Вы упрямы и самолюбивы, но вообразите, что за жизнь вас ждет. Долго ли вы протянете, мечась, будто загнанный собаками лис? — Орсо говорил все громче и быстрее, словно раздувая в горне огонь. — Уже сейчас вы не по годам недоверчивы, скоро же станете сходить с ума, всюду чуять предателей, бояться звука собственного дыхания. Вы останетесь без друзей, будете избегать людей, потеряете заработок. Стоит ли эта жалкая участь вашего временного торжества надо мной?
Гамальяно молчал, и полковник уже предположил, что тот колеблется. Но тут подросток рассмеялся с бесшабашностью подвыпившего дуэлянта:
— Вы чертовски правы, полковник! Мое дело дрянь. Но у меня есть и другой способ вам досадить. — Пеппо отнял ладонь от изгрызенных временем камней башенки и демонстративно скрестил руки на груди. — Ей-богу, чего я не дал бы, чтобы посмотреть на ваше лицо, когда кувырнусь вниз!
Орсо осекся, затаивая дыхание. Похоже, он едва не перегнул палку. Не надо дразнить Гамальяно, пока тот стоит над пропастью.
— Да будет вам, Джузеппе, — промолвил полковник уже мягче, — вы не понимаете меня. Мне нужен только находящийся у вас предмет. Я не испытываю ни малейшей личной вражды к вам. Но эта вещь все равно вам не пригодится. Использовать ее может лишь тот, кто это умеет. В ваших же руках это просто опасный артефакт, что принесет вам многие горести, и ни малейшей пользы.
— Зато, пока он в моих руках, наши с Годелотом шеи имеют кое-какую цену, — отсек Пеппо. — И вот еще что. Ваш, как вы говорите, «артефакт» спрятан в не самом уютном месте. Вероятно, убив меня, вы найдете его и сами, у вас достаточно людей. Только времени у вас негусто, полковник. Пока вы будете искать, свиток уже придет в негодность. Посему не вздумайте испугать меня или огорчить. Один неверный шаг — и свою тайну вы будете отскребать от плит.
Брови Орсо дрогнули. Он огляделся и, приметив лежащий на боку обломок башенного угла, сел на холодный камень. Теперь, когда фонарь стоял поодаль, силуэт Гамальяно виднелся яснее.
— Что ж, вы предусмотрительны, Джузеппе. Боюсь, отскобленная от камня, моя тайна потеряет товарный вид… — задумчиво проговорил полковник. Потревоженный внезапной мыслью, он вскинул голову: — Погодите! Скажите, где именно вы нашли… этот свиток? Где я не догадался его поискать?
Пеппо переступил ногами по зубцам, заставив Орсо сжать челюсти.
— Это тоже случайность. Свиток был в нательной ладанке убитого пастора.
Кондотьер окаменел. Облизнул губы.
— Что? В ладанке? Вы уверены, Джузеппе?..
Вопрос прозвучал почти растерянно, и голос Орсо сорвался. А потом полковник разразился смехом. Он смеялся все громче и громче, пока не захохотал в голос, стискивая кулаки.
— Вы великолепны, Эрнесто… — пробормотал Орсо сквозь смех. — Браво.
А перед внутренним взором уже вставала та озаренная пожарами, дымная, кровавая ночь…
* * *
…Дело было сделано, и отряд полковника прочесывал замок и прилегающую территорию в поисках тел нескольких убитых однополчан. Зарево пожаров над деревнями и посевами багровыми бликами расцвечивало ночное небо. Роща у крепостной стены все еще жарко пылала, с треском выбрасывая вверх снопы искр. Там и сям виднелись трупы защитников замка.
Сам полковник стоял на крыльце со скьявоной в руках. Пастор Альбинони прижимался спиной к резной створке двери, глядя на Орсо. Черные глаза казались неестественно большими на бледном лице.
— Господи, Орсо, это вы? — неожиданно спокойно промолвил священник. — Надо же, какая занятная штука судьба. Я ждал вовсе не вас.
— Увы, Эрнесто, придется есть что дают, — отрезал кондотьер. — Думаю, вы даже знаете, где меня научили этой мудрости. Просто отдайте мне Треть и умрете достойно.
Глаза пастора полыхнули в полутьме:
— С чего вы взяли, что я храню столь ценный предмет здесь?
— У меня есть на то основания. — ровно ответил Орсо. — Не упорствуйте, Эрнесто. Поверьте, существует огромная разница между тем, чтобы молча рухнуть наземь с пронзенной грудью, и тем, чтобы с воем и слезами подыхать посреди вонючего каземата в луже собственной крови и нечистот.
На скулах Альбинони выступили пятна румянца, крылья носа дрогнули.
— Вы что же, Орсо, мните себя обиженным? После всего того, что вы учинили, вы изволите рядиться в тогу мстителя?
Даже в неверных багровых всполохах огней было видно, как взгляд полковника налился черным бешенством. Лезвие скьявоны тут же уперлось пастору в ребра:
— Наши с вами счеты позади, Эрнесто, — промолвил кондотьер, не меняя тона, — нас рассудят в другом суде. Здесь же и сейчас мне нужно только Наследие Гамальяно. Вы, конечно, не согласитесь со мной, но, по совести, вам следовало бы исправить то, что вы сделали.
— А кто исправит то, что сделали вы? — холодно парировал Альбинони.
— Не тревожьтесь, Эрнесто. Это Господь подчас предвзят, в аду же не ошибаются. — Лезвие проткнуло рясу. — Хватит софистики. Отдайте Треть, и вся эта история закончится.
Альбинони не ответил. Он молча опустил глаза и с почти рассеянным видом провел пальцем по лезвию скьявоны.
— Послушайте, Орсо, — начал он негромко, — зачем вам эта проклятая вещь? Она приносит несчастье всем, кто ею обладает, вам ли не знать. Она погубила меня — погубит и вас. Дьявол, принесший ее в мир, передумал. Он хочет ее назад и не отступится. Не стойте у него на пути. Скажите хозяйке, что я сжег Треть у вас на глазах и вы убили меня за это, как я того и заслуживал. Вот, Орсо, возьмите. — Пастор стянул с тонких пальцев два старинных перстня, потом торопливо снял с шеи ладанку и вынул из кармана часы. — Эти кольца и хронометр стоят огромных денег, они — последнее достояние моей семьи. Ладанка же эта дурно изготовлена, но я привез ее из Святой земли, она освящена у самого Гроба Господня и заключает весьма редкий текст из Библии. Ее завещал мне перед смертью некий испанский монах. Подумайте, Орсо. Несколько сотен золотых цехинов и благословение католической церкви — или проклятие, нависающее над каждым, кому в недобрый час угодит в руки.
Пастор умолк, глядя Орсо в глаза и