Луво чувствует одновременно страх и восторг. Сколько он себя помнит, он никогда не выезжал за пределы Кейптауна, хотя в нем теперь вовсю крутятся воспоминания старухи Альмы: ярко-синие бухты в Мозамбике, дождь в Венеции, очередь путешественников в строгих костюмах перед вагоном первого класса на железнодорожном вокзале в Йоханнесбурге.

Он вынимает из рюкзака фотографию Гарольда. Лицо Гарольда, выходящего из морских волн, искажено то ли ухмылкой, то ли гримасой. Луво думает о Роджере, мертвом и лежащем на полу в гостиной у Альмы. В ушах слышится голос Шефе Карпентера: «На тебе ведь долг висит, верно?»

Под вечер на пересечении с дорогой R328, ведущей к городу Принц-Альберт, Луво из автобуса вылезает. Под медного цвета солнцем, струясь в мареве зноя, стоит заправочная станция, рядом кучкуются несколько алюминиевых трейлеров. В километре над дорогой чертят медленные овалы черные орлы. Три дружелюбного вида тетки, сидя под виниловым зонтом, торгуют сыром, мармеладом и сладкой выпечкой.

– Эй, жарко же! – принимаются они подтрунивать над мальчишкой. – Снял бы шапицу!

Луво качает головой. Жуя только что купленный рулетик, садится на рюкзак и ждет. Почти уже в сумерках какой-то банту{35} на прокатной «хонде» (как потом выяснилось, оптовый торговец) все же останавливается рядом с ним.

– Тебе куда?

– На перевал Свартберг.

– В смысле за Свартберг?

– Да, сэр.

Водитель клонится вбок и толчком открывает дверцу. Луво садится в машину. Они поворачивают на юго-восток. Солнце растекается оранжевой жижей и исчезает, над Кару воцаряется луна.

Асфальт кончается. Уже час водитель молча петляет между ухабами под испуганными взглядами большеухих лисичек{36}, глаза которых время от времени вспыхивают впереди, в лучах фар, включенных на дальний свет; вверху своим чередом разворачивается огромная звездная панорама, сзади стелется долгий хвост пыли из-под колес.

Дорога превращается в «стиральную доску», машина начинает вибрировать. Скоро поток встречного транспорта иссякает, попутных машин нет тем более. Вокруг вздымаются огромные каменные стены, они темнее неба. За очередным крутым поворотом взгляду открывается дорожного знак – бурый прямоугольник, в верхней части во многих местах продырявленный выстрелом из дробовика. На знаке надпись: «Свартберг-Пас». Луво думает: этот же самый знак видели и Гарольд с Альмой. Перед смертью Гарольд остановился где-то поблизости.

Через пятнадцать минут, когда «хонда» преодолевает очередной крутой подъем с поворотом чуть ли не в обратную сторону, Луво вдруг говорит:

– Остановите здесь, пожалуйста.

Водитель снижает скорость.

– Остановить?

– Да, сэр.

– Тебя тошнит?

– Нет, сэр.

Маленький автомобильчик на холостых оборотах потряхивает. Луво отстегивает ремень безопасности. Водитель только глазами хлопает в темноте.

– Ты что, собираешься выйти здесь?

– Да, сэр. Как раз не доезжая верхней точки.

– Ты шутишь.

– Нет, сэр.

– К-хы! Здесь бывает холодно. Тут снег бывает! Ты видел когда-нибудь снег?

– Нет, сэр.

– Когда снег, это жутко холодно. – Мужчина стягивает руками на себе воротник. Кажется, он готов удушиться, до того поражает его намерение Луво.

– Да, сэр.

– Я не могу тебя здесь высадить.

Луво сидит, молчит.

– Слушай, может, одумаешься? Как насчет этого?

– Нет, сэр.

Луво забирает с заднего сиденья набитый рюкзак, четыре бутыли с водой и отступает во тьму. Прежде чем отъехать, мужчина целую минуту не сводит с него глаз. Светит луна и как бы даже греет, но Луво, стоящего со всеми своими вещами в руках, охватывает озноб; потом он подходит к ограждающей дорогу стенке, заглядывает вниз, во тьму. Заметив узенькую тропку на склоне, он отходит по ней от дороги к северу метров на двести, время от времени останавливаясь, чтобы бросить взгляд туда, где нет-нет да и мелькнут иногда два красных огонечка «хонды», которая с натугой одолевает очередной крутой участок перед поворотом серпантина – уже где-то высоко-высоко: подъезжает, наверное, к верхней точке.

Довольно скоро Луво удается найти среди скал хоть и не очень ровную, но почти горизонтальную площадку размером с верхнюю спальню в доме у старухи Альмы; на площадке есть даже травка, правда высохшая. Он расстилает на ней спальный мешок, подходит к краю, мочится и некоторое время смотрит на уходящие вниз склоны и осыпи; освещенные звездами, они тянутся на много километров, а потом переходят в лежащую далеко внизу равнинную часть пустыни Кару.

Выпив воды, забирается в спальный мешок и ложится, пытаясь поглубже запрятать страх. Камни и земля еще теплые – за день нагреты солнцем. Звезды яркие, их количество невообразимо огромно. Чем дольше он смотрит на какой-нибудь участок неба, тем больше там проявляется звезд. А сколько еще солнц горят так далеко, что он их даже и увидеть не способен!

Дорога пуста, ни одной машины. Самолетов в небе тоже нет. Единственный звук – это шум ветра. Что здесь, интересно, за живность? Сороконожки. Грифы. Змеи. Кабаны-бородавочники, страусы, антилопы. Вот если бы он поехал не сюда, а на север, да подальше, – там да, на тамошних нагорьях водятся и шакалы, и гиены, и леопарды. Даже носороги (в количестве последних нескольких штук).

Рассвет застает Луво в его мешке нисколько не замерзшим, даже без шапки, несмотря на ветер, вовсю обдувающий разъемы, вделанные в череп. Где-то в отдалении по серпантину дороги, лязгая, ползет грузовик с надписью вдоль борта: «Happy Chips»{37}.

Луво садится. Вокруг спального мешка камни, камни… Ровная травянистая площадка, на которой он расположился, тоже окружена камнями. Склоны и ниже, и выше сплошь усеяны камнями всевозможных размеров, некоторые наполовину вдавлены в землю, как могильные плиты. Немного дальше взгляд привлекают отколовшиеся от скального массива обломки размером с дом. Естественно, здесь и должны быть сплошные камни, бесконечное множество камней – в основном песчаник и известняк.

Грузовик с надписью «Happy Chips» исчезает за очередным поворотом серпантина. Ни души, кое-где несколько чахлых деревьев, помимо них лишь глыбы камня и вольные просторы. В музее на пьедестале горгонопсия казалась огромной, как динозавр, но здесь все размеры воспринимаются по-иному. Что такое динозавр рядом с каменной громадой – ну хоть вот той или этой? Луво даже не надо вертеть головой – и так в поле зрения тысяч десять камней, в каждом из которых может быть спрятана горгонопсия.