– Да ну? – удивился он. – От меня… пахнет?

– Да, – негромко мурлыкнула я, – и это лучший запах на свете. Лучше кофе.

– Черт возьми, Кира, ты меня заводишь, – простонал Келлан.

Я улыбнулась, представив, что и он потерял покой.

– Ты один? – прошептала я, опасаясь, что кто-нибудь подслушает нас с Келланом. Он был не так уж и против интима на публике.

– Не отключайся, – немедленно буркнул он и обратился к кому-то: – Спокойной ночи, ребята, увидимся утром. – В ответ ему что-то зажужжали, потом звук стих, и дальше я слышала только Келлана. – Теперь один. Ты что-то хотела?

Я провела рукой по лицу. Мне все еще было трудно откровенно просить о том, что было мне просто необходимо. Но я помнила его слова после брачной ночи: он хотел, чтобы я запросто говорила о чем угодно. Нельзя стесняться. Келлан любил меня душой и сердцем и никогда бы не обидел умышленно. Бывает, он поддразнивает меня, но вряд ли такое случится сегодня.

– Келлан, – пробормотала я с хрипотцой, которая его заводила. – Я скучаю и хочу заняться любовью. – Еще не осознав собственных слов, я добавила: – Раздевайся.

Сказав это, я хлопнула себя по лбу: не самый горячий запрос. Я ждала от Келлана развязной насмешливой реплики, но он вместо этого шумно втянул воздух и простонал:

– Круто! У меня уже мощнейший стояк – видела бы ты!

Сердце гулко ударило в груди, картина захватила мое воображение. В голову пришла мысль, и я выдала ее, на самом деле не имея этого в виду:

– Пришли мне фотку.

Тут я прикусила губу чуть не до крови. Я что, всерьез попросила его заснять свой член и прислать снимок? Никогда бы не подумала, что способна на такое. Но опять же – существовало много вещей, которых я не ожидала от себя, когда дело касалось Келлана. С ним я раскрывалась весьма и весьма причудливо.

Едва я прикинула, пришлет ли он и вправду фото, Келлан велел мне не отключаться. Может быть, мне почудилось, но я услышала вжиканье молнии. О боже.

Я сомневалась, что совладаю с собой при виде эротического снимка, который он был готов мне переслать. Тело уже изнывало и жаждало его прикосновений. Я рисковала сойти с ума при виде того, как он хотел меня и скучал по мне.

Телефон молчал, затем вновь послышалось тяжелое дыхание. Я не понимала, готов уже Келлан или нет, и вот мобильник чирикнул. От волнения забывшись, я на секунду закрыла глаза. Господи, как я скучала!

– Келлан, – пробормотала я, отводя телефон от уха.

Осторожно, чтобы не отключиться, я открыла сообщение. Челюсть моя отвисла. Он таки сделал это. Прислал мне собственный снимок – предельно откровенный. Да, Келлан был не так застенчив, как я, и для него это, возможно, не было чем-то из ряда вон выходящим, но все же…

Я не могла оторваться от фотографии. С учетом объекта на ней было странно, что снимок получился красивым, художественным. С портретами Келлана так и бывало. Он стоял передо мной, бесстыдный и отважный, в выгодном освещении, а его левая рука была повернута так, что в глаза мне сверкало обручальное кольцо, как бы говорившее: «Это твое, жена моя, и только твое». Захватывающее, обескураживающее, прекрасное и заводное зрелище – все сразу. Мое внутреннее пламя разгорелось в полную силу. Он был нужен мне сию же секунду.

– Кира? Ты еще здесь?

– Мне нужно, чтобы ты прикоснулся ко мне, Келлан… – проговорила я, быстро поднеся телефон к уху. – Немедленно!

На сей раз он все-таки прыснул:

– Мне тоже, что и говорить!

Навек запечатлев в памяти этот образ, я простонала его имя – не в последний раз за ночь.

* * *

Следующим вечером я отправилась на работу с сонной улыбкой на лице. Она слетела, когда я увидела, во что превратила бар Дженни. Вопреки моим пожеланиям подруга разукрасила его на славу. Каждый дверной проем и все столы были увиты белым и розовым серпантином. Под потолком сгрудились шары всех цветов радуги. Длинные нити были связаны между собой и свисали достаточно низко, чтобы их можно было схватить, и посетители вовсю развлекались, утягивая их к себе и отпуская. На сцене к черному заднику прямо над изображением группы крепился огромный баннер. Вопиюще огромные буквы складывались в слова: «ДО СВИДАНИЯ, КИРА! УДАЧИ! МЫ БУДЕМ СКУЧАТЬ!»

Меня это и согрело, и устрашило. Скромно, мать твою за ногу!

Дженни затрусила ко мне, пока я стояла в дверях и глотала ртом воздух. Подруга быстро обняла меня, едва я возопила:

– Дженни! А как же тортик в подсобке?

Мы отстранились друг от друга, и она пожала плечами с улыбкой прекрасной и ослепительной:

– Не волнуйся, тортик тебя ждет. – Ее светлые глаза скользнули по залу и вернулись ко мне. – Я решила, что твои проводы неплохо бы оживить. В конце концов, это судьбоносный момент. Ты же покидаешь не только бар, но и Сиэтл вообще.

Она надулась. Я вздохнула, но спорить не посмела, тем более что взгляд ее затуманился. Как бы мне ни хотелось сорвать все ленты и проколоть все шары, я снова заключила ее в объятия. Ладно, как-нибудь перетерплю это убранство. Впрочем, праздничный колпак я все-таки отвергла. Пусть я буду чувствовать себя дурой, но мне не хотелось еще и выглядеть ею.

Проводить меня пришли едва ли не все, кого я знала в Сиэтле: моя сестра, однокурсники, завсегдатаи бара, которых я обслуживала почти каждый вечер, пара друзей с художественных курсов. Явился и Денни – он сидел за обычным столом музыкантов и перешучивался с вышибалой Сэмом.

Мне было приятно очутиться в кругу близких людей. Невозможно представить, что через пару дней я расстанусь с ними. Перемена казалась слишком грандиозной, и часть моего «я» полагала, что я не справлюсь, однако я помнила телефонный разговор с Келланом накануне и знала, что меня ждет в Лос-Анджелесе, а потому мне становилось ясно, что я все выдержу. Уезжать будет тяжело, но ничего не поделать. Взрослеть всегда бывает немного больно.

Позже вечером прибыла Шайен, одна из моих ближайших университетских подруг. Она была живой и сердечной, такие нравятся всем. Она сразу прониклась ко мне симпатией и прикрыла меня на занятиях по поэзии. Без нее мне было бы не закончить обучение. Ну, может, я бы все-таки выпустилась из университета, но она точно сделала этот процесс намного приятнее.

Шайен пришла со своей подругой Мидоу и остальными участницами «Поэтик Блисс». Меня удивило появление группы – по графику они сегодня не выступали. Пока мы обнимались с Шайен, Саншайн, Тьюзди и Блессинг подключили свои инструменты. Рэйн заняла место у главного микрофона, а Мидоу уселась за ударные. Да, странные имена были у всех девушек, и обращаться к ним поначалу мне было трудно. Я чувствовала себя несколько неуютно, с невозмутимым лицом называя человека Тьюзди[3].