на их глазах все еще располагались шарики. Он огляделся. И тут сердце Ролана чуть было не остановилось: все манекены оказались повернуты к ним, а по верх их искалеченных лиц проступали черты нормальных человеческих лиц. «Черт меня дернул заинтересоваться оккультизмом», — испугался про себя Ролан.

— Что ты видишь, юный послушник?

— Манекены… повернулись к нам. И, кажется, у них теперь есть лица.

— Все хорошо, это призрак здания наблюдает за тобой. Это всё одна сущность, но скоро зайдет и «гость».

— Г-гость?!

— Сейчас поймешь. Не бойся, все через это проходили. Утром угостим тебя вином, оно тебе понадобится.

На краю глаз началось движение. Студент повернул голову и увидел, как с лестницы, которой раньше не было, ведущей ни вверх, ни вниз, спускалось черное существо.

— Черный человек, черный человек…

Он был около двух-трех метров ростом (каждую секунду, казалось, он был разного роста). Необычайно тонок. Его руки были аномально длинными. На голове — оленьи рога. Из его лопаток, предплечий, правого и левого плеча росли крылья ворона. Все существо Ролана превратилось в одну до предела натянутую струну.

Черный человек обошел зал, а затем и друзей. Встав за спиной у Никс, он потрепал её волосы, Катода обнял за шею. Когда существо подошло к Ирокезу, который загадочно улыбался, оно встало у него за спиной в полный рост и раздвинуло руки, крылья его забились. Студент почувствовал поток ветра, а затем покалывание по всему позвоночнику. Электрический треск. Каждый дендрит отделился от тела, устремившись в пустоту. Внезапно, Ролан ощутил себя в каждой лампочке, в каждом радио. И вдруг молния ударила в позвоночник и все стало так темно, что плакать хочется. Странное чувство посетило молодого оккультиста. Словно в разуме его что-то открылось или, наоборот, исчезло.

— Все закончилось, можешь снимать проводники с глаз, — объявил Ирокез, — поздравляю, ты теперь один из нас, часть города.

Отдыхать пошли в недостроенный театральный комплекс. Устроились на сиденьях для зрителей.

— Что он делал? Ну, черный человек, — с любопытством ребенка интересовалась Никс.

— Ну, тебя, Никс, он потрепал по голове, — отвечал Ролан.

— Их-хи, — взвизгнула она, — думаю, я ему понравилась.

— А тебя, Катод, он обнял за шею.

Мужчина с триодными лампами на плечах заметно нахмурился, а затем сглотнул.

— Что такое? — удивился студент, — это означает что-нибудь плохое?

Катод молчал, но Ирокез ответил за него:

— Это значит, его скоро убьют.

3. Распад

День экзамена выдался необычайно жарким. Редкие городские тополя осыпали пухом, из-за чего глаза неимоверно слезились. Лишь иногда легкий бриз залива сглаживал ситуацию.

Здание института на самом деле являлось переоборудованной крепостью, которая уже несколько веков не участвовала в сражениях, хотя последние из них отгремели всего пару десятков лет назад. Форт просто не попал на территорию, где велось сражение. Так крепость Нордштадт оказалась на задворках истории.

— Наш институт-крепость можно назвать аллегорией на судьбу всего Города. Вроде и не последняя деревня, но всегда в стороне от истории, — любил рассуждать Ганс Шнайдер.

Но сегодня было не до истории. В аудитории царило напряжение, невидимое поле его пронизывало всех. Ганс расположился недалеко от Лилиан. Раздали работы. Вопросы были не слишком сложные, учитывая, что к ним весь год студенты и готовились.

Решив отдохнуть, Ганс отвлекся от заданий и поднял глаза. Он взглянул на свою подругу, а затем нахмурил брови: Лилиан была бледна как смерть. Она перебирала пальцами и нервно хваталась за голову. За девушкой такое замечали впервые. Она начала тяжело дышать.

— Фройлен Рае, всё в порядке? — спросил у неё наблюдающий за экзаменом учитель.

— Нет. Да. Простите, — она опустила голову к работе.

Теперь было видно, что её колотило.

— Лилиан, вам нужно к врачу, — сказал подошедший к ней смотритель.

— Нет, я допишу, — она чуть ли не плакала.

— Вот еще! Я не допущу, чтобы вы тут умерли прямо на месте.

— Но…

— Давайте, выходите, ничего страшного, допишите потом.

Пошатываясь, Лилиан Рае встала из-за стола. Большая часть студентов смотрели на нее, остальные просто продолжали работать.

— Я провожу её к медику, — вскочил Ганс.

— Не будь идиотом, — прошептала умирающим голосом Лилиан.

— Шнайдер! Садитесь и продолжайте работу.

— А я уже все, — Ганс сложил руки на груди, — хочу сдать.

Теперь у организаторов просто не оставалось выбора. Позже вечером их наставник хватался за голову, понимая, что два его лучших ученика не дописали работы.

Ганс и Лилиан шли по коридору, а затем спускались по лестнице, девушка цеплялась руками за перила. Ганс помогал ей идти.

— Дуралей, имбецил, — ругалась Рае, что опять было ей не свойственно, — у нас сопровождающие есть. Только себя подставил.

— Успокойся и не трать на ругательства силы.

Медик пожал плечами и отпустил студентку домой, когда двое студентов все же добрались до медкабинета.

— Не вздумай только провожать до дома.

— Не отвертишься. Может еще нести тебя придется.

— Ты неисправим.

Домой шли медленно, размеренно. Лилиан то и дело останавливалась и вздрагивала.

— И все же, что произошло? — спросил её в одни момент Ганс.

— Я не знаю. Я просто забыла, просто забыла, Ганс. Всю Физику, я ничего не помню. Кинематика, динамика, прочее… все пропало.

— Ты перенервничала.

— от этого не лучше. Что со мной происходит? — она выставила дрожащую руку перед своим лицом. Ганс обхватил её своей ладонью.

— Все будет хорошо, — сказал он, но девушка вырвала свою руку.

— Что со мной происходит? Еще вчера не волновалась ни капельки.

Многоквартирный дом, где жила Лилиан, находился на севере Города, ближе к предгорьям. Это был трехэтажный деревянный дом, довольно длинный, чердаками переходящий в соседние дома. Подниматься надо на третий этаж. Лилиан вновь цеплялась за перила и тряслась.

И вот они находились на маленькой лестничной площадке, плохо освещаемой светом из крошечного пыльного окна. Лилиан и Ганс встали напротив друг друга. Рядом была лестница, ведущая на открытый чердак. Их соседних квартир доносилась ругань. Гансу Шнайдеру не хотелось оставлять подругу одну, пускай это место и служит ей домом.

— Улыбнись, — попросил он.

Лилиан выдавила из себя улыбку.

— Ну, по крайней мере, мы знаем, что это не инсульт, — сделал вывод Ганс, на что Лилиан заулыбалась, на этот раз искренне, — Береги себя, — он обнял подругу и погладил по голове.

Впервые в своей жизни студент испытал такое чувство бессилия, невозможности помочь ближнему. На секунду это чувство полностью завладело им.

— Завтра сходи к врачу, а пока отдыхай. Что же, бывай.

— Пока.

Когда Ганс прощался с Лилиан, случилось нечто необычная. По-видимому, странная игра света создала впечатление, не ясное, но ощутимое, будто у Лилиан Рае было две тени.

4. На приеме

Больница доктора Ньюмана располагалась