Я тебе билет возьму на хоккей. В субботу. Помнишь, ты хотел?

ПАВЕЛ. А чего один. Вместе пойдём.

ИРИНА. У меня ученик будет. Надо мальчика порепетировать.

ПАВЕЛ. Ир, зачем тебе ещё и репетиторство.

ИРИНА. Паша, ты хлебушек бери.

ПАВЕЛ. Нет, серьёзно. В воскресенье у тебя психотерапия на дому.

ИРИНА. Да мне не трудно совсем. Чего бы не заработать?

ПАВЕЛ. Всех денег не заработаешь!

ИРИНА. Всех и не надо, Пашенька. Ещё котлетку? Напомни, постирать надо вечером.

ПАВЕЛ. Давай я постираю.

ИРИНА. Пашка, да ты чего? Машинка постирает.

ПАВЕЛ. Ир, я не въезжаю. Продлёнка эта в школе, психи твои, консультации бесконечные, ещё репетиторство. Что это, извини, жадность? Нам чего-то не хватает?

Нет, скажи, как есть. Да, у меня заработки через пень колоду. Но налаживается же… Да, медленно. Чуть-чуть ещё заработать, и зоопарк откроем. Думаешь, не смогу? Я всё-таки кандидат наук. Несколько лет в вузе преподавал.

ИРИНА. Пашенька, золотой мой, ты и так трудишься не покладая рук. Отдохнуть тебе надо.

Звенит дверной звонок.

ПАВЕЛ. Кто это ещё? Тоже к тебе по работе?

ИРИНА. Нет, я никого не жду. Сейчас открою.

ПАВЕЛ. Я сам.

Павел выходит и возвращается с жёлтым конвертом формата А4.

Курьер из банка. «СтрёмВзятьБанк». Тебе говорит о чём-нибудь?

ИРИНА. Да… Дай мне пакет, я потом посмотрю.

ПАВЕЛ. Зачем же потом. Сейчас и посмотрим.

ИРИНА. Давай хоть после ужина, Пашенька. Ты вон не доел…

ПАВЕЛ. Ириш, извини, я устал. Я не первоклассник и не говорящий попугайчик. Я тоже хочу и могу участвовать в нашей, как бы совместной, жизни.

Павел вскрывает конверт, достаёт бумаги и читает.

Так, что тут?.. Чукаленко Ирина Григорьевна… за три года… два миллиона… Банк претензий не имеет… Что? Три года?! Ты три года выплачивала такую сумму и молчала? Ира!

ИРИНА. Пашенька, я не хотела тебя волновать. У меня был долг, да. По глупости. Но, смотри, всё к лучшему: мне теперь не надо никого репетировать. Мы вместе пойдём на хоккей. Паша, это же здорово!

ПАВЕЛ. Да, Ира, замечательно! Иди на хоккей, иди, куда хочешь, вообще. Ты прекрасно и без меня справляешься. Всех благ и процветания! Черепашку себе заведи.

Павел выходит.

ХАХАНЯН. Ирка, ты чего?! Три года одна такую лямку тянула?

ЧУКАЛЕНКО. Ой, да не о чем тут говорить. Павлик у меня, главное, одет-обут был и накормлен. Счастье, да и только!

МЕЛКОВА. М-да, у вас, наверное, коты долго не живут. Сбегают, да?

ЧУКАЛЕНКО. А вам, Валентина, лишь бы судить. У вас не буква закона, а прям целый алфавит. Я сейчас в закрытой элитной школе работаю. У нас дети депутатов и олигархов учатся. Повидала родительских адвокатов. Лоск, золото и акульи зубы. Правильно один умный поляк сказал, что незнание закона не освобождает от ответственности, а знание — легко.

МЕЛКОВА. Dura lex, sed lex.

ЧУКАЛЕНКО. Вот-вот, и каждая дура на лексусе.

ЮСЕНКОВ. Да это латынь…

ЧУКАЛЕНКО. Слушайте, а ведь эти Марик с Жориком… с Георгием… наверняка по мою душу. Через меня же можно выйти на детей о-го-го кого.

ХАХАНЯН. Я сейчас мужу позвоню. Он быстро на них управу найдёт!

ЮСЕНКОВ. Этот найдёт.

МЕЛКОВА. Тогда уж, скорее, на меня охота. Я сейчас защищаю тоже таких воротил, что вслух и не назовёшь. Много чего знаю такого, что поскорее забыть хочется.

ХАХАНЯН. Сейчас, сейчас…

Хаханян набирает номер на мобильном. Все уходят.

Действие второе

Картина первая

1994 год. Лесопарк города.

Молодые Павел и Валентина, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.

ВАЛЯ. Куда бы вы, Павел, побежали на их месте? Я бы туда, где есть деревья. Вот, в парк, например.

ПАВЕЛ. Я бы тоже… с вами побежал.

ВАЛЯ. Сейчас и проверим. Есть идея.

ПАВЕЛ. Спасибо, конечно, Валентина, за компанию, вы очень добры, но сдаётся мне, всё это бессмысленно.

ВАЛЯ. Доброта — тоже вклад. Думаете, не найдём?

ПАВЕЛ. Нет. В смысле: да, думаю, что нет.

ВАЛЯ. Я бы наказывала за пессимизм.

ПАВЕЛ. Нет-нет, я реалист всё же больше.

ВАЛЯ. Это хорошо. Оптимизм — это, как известно, недостаток осведомлённости. Тоже наказуемо.

ПАВЕЛ. Вообще, мне даже не потери жалко, а пропадут же зимой — замёрзнут. Хотя и деньги большие, конечно.

ВАЛЯ. Я тут взяла на себя ответственность подготовить кое-что, попросила знакомых ребят. (Кричит.) Ребята, несите тыкву.

Входят два молодых человека. Они привязывают к комлю дерева тыкву с отверстием сверху и уходят.

(Павлу.) Не приглашать же охотников из Индии. Попробуем сами…

ПАВЕЛ. Что вы задумали? Я заинтригован!

ВАЛЯ. Идите сюда.

Валентина увлекает Павла за дерево. Павел обнимает её и хочет поцеловать. К тыкве осторожно подходит обезьяна и запускает руку в отверстие.

ВАЛЯ. Смотрите, Павел, смотрите!

ПАВЕЛ. И что дальше? Увидит нас и убежит.

ВАЛЯ. Идёмте.

Павел и Валентина выходят из-за дерева. Обезьяна прыгает вокруг тыквы, но не вынимает из неё руку.

ВАЛЯ. (Кричит.) Мальчики!

Входят те же молодые люди, но теперь с клеткой. Они сажают обезьяну в клетку и уносят её.

ВАЛЯ. Смотрите, Павел, сработало!

ПАВЕЛ. Обалдеть! Почему же она не вынула руку?

ВАЛЯ. Алчность, жадность и глупость ещё никто не отменял.

ПАВЕЛ. У обезьян они тоже есть?

ВАЛЯ. Даже если и есть, им они простительны. Обезьянка просто хотела банан. А люди так и бегают со своими тыквами… Сколько ещё?

ПАВЕЛ. Тыкв?

ВАЛЯ. Обезьян.

ПАВЕЛ. Девятнадцать.

ВАЛЯ. Ничего, думаю, заставим таможню заплатить за поимку. Ещё есть способ с пивом. Человек пьёт на глазах у обезьяны, оставляет полную кружку, чтобы обезьяна видела, а сам прячется. Обезьяна «обезьянничает» — пьёт тоже, и падает пьяная. Тут её и ловят.

ПАВЕЛ. Не, нам такое не подходит. Во-первых, после девятнадцати кружек я сам стану бабуином, а во-вторых, обезьяне так и не дадут подойти к пиву.

Павел и Валентина уходят.

ЧУКАЛЕНКО. Паша, так ты всё-таки открыл зоопарк?! Здорово! Молодец!

ЮСЕНКОВ. Открыл, Ира, открыл.

ХАХАНЯН. Мог бы и пригласить как-нибудь.

ЮСЕНКОВ. У нас с семи утра и до девяти вечера открыто. Дети до семи лет — бесплатно.

ХАХАНЯН. Ну, мои-то постарше. Ничего, мы заплатим.

МЕЛКОВА. А мои в самый раз проходят.

Картина вторая

1994 год. Кабинет начальника таможни …

Молодая Мелкова, начальник таможни, современные Юсенков, Хаханян, Чукаленко, Мелкова.

МЕЛКОВА. Я вас предупреждала, Фердинанд Гаязович, просто признайте по-хорошему вину таможни за разбежавшихся обезьян. Но вам так, хотелось взятки получать от Юсенкова, да?

ГАЗИЗОВ. Вы такая молодая, Валентина Александровна, и уже такая вредная. Какие взятки?