Глаза его немного округлились, когда он взглянул на книгу. Он поднял брови. И мелко закивал головой.

— Да, да, большое спасибо. — И поспешил скорее с книгами уединиться.

Она волновалась. Он сидел часов шесть. Ее смена давно закончилась. Но что-то не давало ей спокойно уйти. Даже простая его улыбка без слов компенсировала бы все ее душевные затраты.

Но ей повезло несказанно больше. Он начал с ней говорить. А она достойно отвечала, потому что была к этому экзамену подготовлена.

Он удивился тому, как хорошо она знает то, что сейчас занимало его.

И в этот вечер впервые в жизни она уходила из библиотеки не одна. С Володей. В его раскованной речи творческого человека имя ее обрело новое звучание. Каждую свою фразу он начинал ласкающим ее слух обращением «дражайшая Флоренция».

Он говорил, не умолкая. О вечных сюжетах древних греков. О том, что их хватило на всю последующую историю человечества. О том, что он, будущий режиссер, будет ставить в театре только греков и, может быть, даже оденет древних героев в современные костюмы.

Она старалась время от времени вставлять в его монолог хотя бы по одной фразе, в которой очевидна была бы ее компетентность в вопросе. И старалась не зря. Несколько раз он лестно отзывался об ее удивительной начитанности. Искренне восхищался тому, какая она «редкая отдушина в этом мире». И она пила эту сладкую лесть с закрытыми от наслаждения глазами, как пьют ледяной лимонад «Буратино» при температуре плюс тридцать. Она пошла за ним, как крыса за дудкой, совершенно не в ту сторону. Ей давно нужно было идти направо.

А она, ни слова ему не возражая, покорно пошла налево.

— Ну, вот и мой троллейбус! — вдруг совершенно неожиданно для нее сказал он. — Приятно было познакомиться, дражайшая Флоренция.

Завтра, возможно, увидимся…

Он торопливо поцеловал ей руку и успел запрыгнуть на подножку. Она осталась стоять и обалдело смотрела вслед уходящему троллейбусу. Было уже почти одиннадцать часов вечера.

Когда она, шарахаясь от пьяных во дворе, пришла наконец домой, в комнате пахло сердечными каплями. Мама накинулась на нее с расспросами. Флора обняла ее и попросила прощения. Сказала, что просто решила прогуляться. Очень болела голова. Ни о чем рассказывать ей она не стала.

Потом она не спала всю ночь. В ее жизни случилось неслыханное событие. Она гуляла с мужчиной! Она с ним говорила! И какая разница, что он студент, а ей тридцать лет. Пусть так.

Но за всю жизнь никто и никогда не говорил ей больше приятных вещей, чем он за какой-то час. Никто и никогда.

А через несколько дней Володя так уболтал ее, что она с легким сердцем вынесла для него из Публички книгу, которую он не успел прочитать в последний перед экзаменом день. Назавтра, когда она уже начала нервничать, он позвонил ей в отдел. Мужчины еще никогда не звонили ей по телефону. Он был так занят, что принести книгу не мог. А потому попросил, чтобы она сама зашла в театральное общежитие на Васильевском. И она согласилась. Во-первых, потому что боялась, что если будет ждать лишний день, то пропажа обнаружится. А во-вторых, потому что… Потому что… Она и сама бы не смогла точно объяснить почему. Да и не пыталась.

* * *

Он заглянул через ее плечо в книгу, которую она листала. Его щека оказалась в какой-то недопустимой близости от ее уха. Она почуяла незнакомый доселе запах мужчины. Руку он положил ей на плечо. Она с удивлением посмотрела на него. Он делал вид, что увлечен чтением. Но она вдруг деловым голосом спросила:

— Вы меня соблазнять, что ли, собираетесь? — И посмотрела на него абсолютно спокойным, но вполне согласным на все взглядом. Он так и не понял, почему именно так.

— Ну что вы. Вам показалось, — сказал он, скрывая улыбку. — Я просто за вами ухаживаю.

— Спасибо. Я не больна, — сказала она, выжидающе глядя на него. Она вовсе не ставила его на место. Она давала ему шанс сообразить.

— Хорошо. Вас, как я понял, больше интересует первое? — На всякий случай он приподнял одну бровь, чтобы в случае чего превратить все в шутку.

— Давайте-ка все сначала. — Она заговорила голосом человека, которого посетила муза. В этот момент он с уважением разглядел в ней коллегу-постановщика. И ему стало любопытно.

— Давайте. Только поясните, что вы считаете началом.

Она увлеченно распорядилась:

— Отойдите от меня и встаньте у двери.

Я встану вот здесь. А вы подходите сзади. — Она требовательно взглянула на него. — Медленней…

Нет. Еще раз!.. Не так… Ну вот. Примерно так…

— Теперь, когда услышу что-нибудь про Флоренцию, — сказал он иронично, — обязательно вспомню, что я в ней был. — И добавил, качая головой, с чуть преувеличенным восхищением: Флоренция, вы — гениальный полководец. Ни одна женщина не была со мной так откровенна. — И повторил еще раз с немного странной, как ей показалось, артикуляцией:

— Вы гениальный палковводец.

Она не придала этому значения. Она лежала и думала, что недаром тетя Циля всегда говорила, что ее любимая еда — та, которую готовила не она. Когда солишь по вкусу, перчишь и жаришь до готовности, вкус оценить невозможно.

А главное — абсолютно не хочется есть. Все равно, что самой себе посылать поздравительные открытки.

В общем, все это оставило ее равнодушной.

Не то, чтобы это было отвратительно. Нет. Просто вся мировая литература в этот момент показалась ей несколько надуманной. С чего вообще весь этот сыр-бор? В мечтах она экстазировала гораздо эффективнее. А потому приняла решение — больше к пройденному не возвращаться. Не ее это фасон.

Через два дня с удивлением для себя она обнаружила, что хотела бы продолжения. Была уверена, что должно быть какое-то развитие. Он станет уговаривать. Она с достоинством откажет.

Он будет ждать ее на улице после работы. К чему это приведет, еще неизвестно. Но его все не было.

Каждое утро она проверяла в каталоге читателей его формуляр. Среди прошедших за вчерашний день его фамилия не фигурировала. А карточка его мирно стояла на своем месте в первом ящике под буквой "А". И чем дольше его не было, тем отчетливей случившееся с ней приобретало романтический оттенок. И не так уж ей все это не понравилось. Сейчас, когда она не видела его уже две недели, ей казалось, что она бы, наверно, не отказалась встретиться с ним опять.

Но он не появлялся.

Однажды утром, как всегда, она проверяла карточки вчерашних читателей и неожиданно наткнулась на его фамилию. За прошедшие недели она так часто смотрела на этот листок, что знала на нем каждую закорючку. Ее как будто бы стеганули крапивой под коленками. Она села и еще полчаса смотрела куда-то вдаль.

Она поменяла все свои утренние смены на вечерние, чтобы оказаться на месте в нужный момент.