от тёплой и уютной дрёмы к настоящей, суровой правде жизни. Все те мгновения, когда мы устремляли взгляд на ночное небо, к звёздам, или когда мы находили время восхищаться восходами и закатами, когда встречали их вместе с любимыми и мечтали о великом будущем. Всё, что похоронено в сознании, и чему ещё только предстоит воскреснуть.

Кто сказал, что смерть — это навсегда?

Музыка всё лилась и вытягивала силы, но Тэсса уже не могла остановиться, так приятно иногда отдаться чему-то столь прекрасному. Хоть музыке, хоть живописи, хоть воспитанию детей, даже если это поглощает тебя всю без остатка. Её тело приняло красноглинистый вид и распускало ростки, они тянулись в такт музыке. Ноги корнями вошли в землю, руки распустились ветвями, а всё, что выше пояса обратилось в густую крону.

А музыка всё лилась и лилась, но здесь уже не было рояля, то была музыка внешнего мира, музыка жизни, что пронизывает всё живое и неживое.

Тэсса вдруг ощутила себя частичкой белого. Теперь и она состояла из него и настоящим был лишь куб и этот круг из тополей, а всё остальное за его пределом — иллюзия, по которой брела и приближалась Азалия.

— В каком бы обличье ты не скрылась, я всегда узнаю тебя! Всегда узнаю твои чувства! — Закричала Азалия и вновь начала разгонять свою плеть-молнию по небу.

Эту извивающуюся, тёмную дугу в целую воронку по всему небу, и не просто разгонять, раскручивать, чтобы затем резко отпустить, обрушить это искрящее полчище, принявшее форму мечей. Они ударили разом. Целый небосвод чёрных молний во всей своей огне-громовой мощи сомкнулся над кругом деревьев и пал лавиной.

Азалия расхохоталась, глядя, как вздымаются чёрные дымки после яростной вспышки, но тут же умолкла, когда дым рассеялся. Круг деревьев всё так же стоял на месте целёхонький и ярко подсвечивался белым неоном, а вместе ним и всё вокруг тоже подсвечивалось, но кроме того, всё исчезло в этом сиянии. Теперь Азалия стояла на голых полях белоснежного эфира перед неприкасаемым кругом тополей. Можно было плеваться, чертыхаться, но вряд ли бы это что-то изменило, оставалось лишь подойти и закончить дело вручную.

И точно, Тэсса лежала на спине, с закрытыми глазами, внутри круга, но всё ещё вяло шевелилась и даже копошилась в кармане. В её руке мелькнул золотой пузырёк. Тэсса открыла глаза и прищурилась.

— Никто из нас отсюда не выберется! Я не позволю планам Ранзора свершиться!

Тэсса зарычала, и рука её стала толстой и окаменелой, а кисть превратилась в каменную перчатку со всей мыслимой и немыслимой силой сжавшей пузырёк. Он треснул. Тэсса взвыла, и вся напряглась. Треск-треск-треск… ещё немного… совсем чуть-чуть… Но руку вдруг окутало нечто тёмное, и пальцы с ноющей, ломающей болью разжались, и пузырёк, окутанный тёмным облачком, подлетел к Азалии. Она рассмеялась, глядя на эту маленькую штучку.

— Так, так, так. Что тут у нас? Заряд силы? Это что, на крайний случай? А ведь я просила тебя, без фокусов!

Азалия щёлкнула пальцами, и пузырёк взорвался. Тёмное облачко чуть расширилось, но удержало в себе эту энергию, а затем Азалия впитала ядерный огонь в руку и преисполнилась новыми силами. Вся потемнела, воспылала мраком, и вены её страшно раздулись. Она наклонилась к Тэссе и лишь слегка коснулась пальцем, отдавая частичку энергии. Этого хватило.

Плоть Тэссы озарилась пламенным светом. Но ей не придало это сил. Она ёрзала, извивалась и жутко выгибалась. Тело по чуть-чуть, самую малость, но рвалось, словно разрывание многократно замедлили, чтобы сделать агонию бесконечной, и можно было ощутить каждое мгновение смерти. И что хуже, Тэсса успевала восстановиться. Всё внутри неё горело, а кости, кожа, мышцы и сухожилия рвались, внутренние органы сжимались в кровавую отбивную, а когда ничего не оставалось, боль испарялась и начиналась заново.

Вот они круги ада! А после девятого, из куба вдруг вырвалась неоновая волна, и страдания прекратились. Азалия стала сама не своя, испугалась, стала как-то тревожно оглядываться, когда услышала ту самую мелодию, что наигрывала Тэсса. Куб повторял её и под эти грустные такты раскрывал своё нутро, потянул свои щупальца.

— Что… что это такое? Что за звуки? — Спросила Азалия.

— Это алгоритм о пустоте. Музыкальное уравнение этого места. Нужно было только увеличить разницу между потенциалами. И ты её увеличила.

Щупальца опутали Азалию и стали затягивать в куб, сколь сильно бы она не сопротивлялась. Её уже затянуло по пояс, а она всё продолжала хвататься за край.

Тэсса услышала топот и обернулась. Цербер бежал ей навстречу. Тогда она подняла ладонь и показала Азалии три спрятанных в ней золотые искры.

— Я оставила немного для себя. Если не возражаешь, я воспользуюсь ими, хорошо?

Азалия лишь прорычала в ответ.

Тэсса повернулась к Церберу и выстрелила одной из искринок. Та мощной волной окутала пса и отшвырнула кубарем. Вторая искра угодила в Азалию, её с головой затянуло в куб, и тот сразу закрылся. Третьей искрой Тэсса резанула по воздуху и, чуть разорвав ткань пространства, создала портал и тут же шагнула в него.

Теперь она стояла в яблоневой роще, совсем недалеко от дома. Тэсса опёрлась об яблоню, где перевела дух. Лицо блестело от слёз по утраченному лекарству, но понемногу она приходила в себя, успокаивалась.

Анима приветствовала Тэссу приятным ветерком, шелестом травы, пением птиц, мягкой землёй под ногами и оранжевыми целебными парами, витающими в воздухе. Пошатываясь и истекая кровью, она направилась к дому, переходя от одного ствола к другому, опираясь, словно на костыль.

— Мааам? — Тэсса обошла кухню, зал и все остальные комнаты в доме и вышла на задний двор, служащий продолжением яблоневой рощи.

Мама сидела на скамье в тени деревьев, улыбалась, поедая яблочный салат.

— Ты только посмотри, какая красотища! — С нежным придыханием произнесла мама, и у Тэссы стало так сладко и в тоже время грустно на душе.

— Мама! — Срывающимся голосом сказала она, затем доковыляла до матери и зарылась в её объятия. В её одежду, волосы, в её тепло и неизменно ягодный аромат и всё, что делало её такой родной. Все вместе прожитые годы, вся ласка и любовь вдруг навалились на неё, и она не смогла больше держаться. Она заплакала и зарыдала так, как никогда прежде, а мама только крепче обнимала её, гладила спину своей мягкой рукой и целовала голову.

— Ну-ну, моя милая девочка, всё проходит, пройдёт и это… Не надо так убиваться из-за какого-то эликсира!

Тэсса вдруг умолкла, и мама усмехнулась.

— Никакого лекарства нет и не было. Это я