Зубровский ничего не ответил, и трубка какое-то время молчала. Видимо, каперанг не спешил разорвать связь.

— И все-таки я не понимаю, — раздался наконец его голос в мобильнике. — Как смертник сможет проникнуть на территорию ГЭС?

17

После промозглой сырости Лондона Сочи поражал обилием растительности и буйством красок — прямо-таки субтропики. Выйдя из здания аэропорта на привокзальную площадь, весь центр которой занимал гигантский транспарант «Добро пожаловать в столицу олимпийских игр город Сочи!», Фатима, выглядевшая как обычная отдыхающая — в черных курортных очках и шляпе — подождала, пока ее пульс придет в норму, а затем зашагала к стоянке такси. Значит, как она и предполагала, они усилили меры предосторожности. Слава богу, этот псих из очереди отвлек внимание контролеров на себя!

Взяв вторую от конца машину, она назвала улицу в центре города, но, не проехав и несколько кварталов, остановила машину и вышла под тем предлогом, что хочет пройтись пешком.

Убедившись, что слежки за ней нет, Фатима дошла до вокзала, села на пригородный поезд, доехала до Адлера, пересела здесь на другой поезд, добралась до Хосты и уже оттуда выехала снова в Сочи. Не доехав до Мацесты, слезла на предпоследней остановке и пять километров шла пешком вдоль берега.

Ничего подозрительного она не заметила и в Мацесте.

Скорей всего, они не стали поднимать всех на уши из-за найденной у Джабы схемы Мзымтинской ГЭС. Во всяком случае, пока. Но она могла и ошибаться. Поэтому надо быть осторожной. Добравшись до железнодорожного вокзала, она зашла в туалет, вошла в кабинку, а когда через 15 минут вышла, ее было не узнать. В больших роговых очках с пышной русой прической она сама с трудом узнавала себя в зеркале, впервые за последние часы, почувствовав себя спокойно.

Было уже ближе к обеду, когда она вошла в гостиницу «Дубовая роща» возле вокзала, и за сто долларов в сутки сняла одноместный номер. Это было типичное курортное гнездо разврата, в котором легко затеряться.

Все в порядке: теперь, если с явкой будет неблагополучно, есть, где провести ночь. Фатима посмотрела на часы — надо торопиться…

* * *

За Смирновым, которому была присвоена кличка Толстяк, следила группа старшего лейтенанта Кузнецова. Следила тщательно, как казалось самим сотрудникам группы, и профессионально.

Группа наружного наблюдения — наружка — состояла из двух человек — старшего прапорщика Шкаликова и сержанта Череповского. В настоящий момент Череповский — молодой человек лет тридцати пяти, серый и безликий среди такой же серой и безликой толпы — шел за объектом, отставая от него ровно на пятнадцать положенных по инструкции шагов. Он жевал спичку и шел легкой птичьей походкой, сунув руки глубоко в карманы шорт, изредка демонстративно зевая и делая вид, что он обычный праздный гуляка. Это получалось у него вполне естественно.

Его напарник и начальник по совместительству — прапорщик Шкаликов — вел себя не столь легкомысленно. Возможно, в этом был виноват его внешний вид — рубец на щеке, прижатые к черепу уши, мощные руки, охватившие стальными клещами руль автомобиля. Он ехал на спортивном вызывающе красном «ягуаре» с откидным верхом, не скрываясь, всем своим видом показывая, что ему лично на объект наплевать, — ну, идет себе человек, и ладно, — у него своих дел навалом. Вот, кстати, девушка прошла весьма аппетитная, классная девчонка, самый смак, и если бы не припудренные прыщи на лбу, то он, как лихой денди-отпускник, уж естественно, лихо подлетел бы к ней и взял телефончик, а там, глядишь — чем черт не шутит…

Автомобиль почти в точности копировал ритм движения тучного Смирнова: если тот вдруг начинал спешить, идя на обгон пешехода, то и «ягуар» Шкаликова давал газу, а когда объект неожиданно останавливался — и наблюдатель нажимал на тормоза, терпеливо дожидаясь, пока объект вновь не продолжит путь…

Ни на секунду не выпуская его из поля зрения, Череповский шел за Смирновым как бы в противофазе: если тот останавливался, наблюдающий нагло пер на него, пяля свои наивные глаза, словно говорил — да вот же я, смотри! А когда Толстяк возобновлял движение, молодой человек замирал или шел куда-то в сторону, якобы заинтересовавшись безделушками на витринах.

Если бы Смирнов знал, что за ним ведется такая тщательная слежка, то он наверняка бы повел себя по-другому, и уж, конечно, не стал бы торопиться к себе на работу, что он в данный момент и делал.

* * *

Закурив, Зубровский плюхнулся на водительское кресло. Вместе с начальником группы внешнего наблюдения старшим лейтенантом Кузнецовым он специально подъехал к этому пятиэтажному дому, где на первом этаже располагалась булочная Смирнова, и в течение четверти часа внимательно проверял работу наружки, фиксируя каждую подозрительную мелочь.

— Черт возьми! — не сдержавшись, ругнулся он. — Этот ваш Шкаликов светится.

— Нормально, — откликнулся рослый широкоплечий Алексей Кузнецов, сидевший на месте пассажира.

— Я же вижу…

— Я тоже.

Могучий в плечах, с басом, словно самой природой уготованным для командира, он держался немного вызывающе, считая, что московский майор просто придирается к его ребятам.

Повисла пауза.

— И Череповский светится, — снова сказал Зубровский, выдержав паузу. Затем добавил со значением: — Ну у вас и работнички…

— И Череповский нормально, — тотчас возразил Кузнецов, — все по инструкции, товарищ майор.

Вновь возникла пауза.

Они посмотрели друг на друга. «Москвич придирается!» — ясно читалось во взгляде старлея. Зубровский не стал объяснять, что иногда весьма полезно отойти от инструкции, понимая, что его замечания будут безрезультатны — формально он не являлся начальником Кузнецова, а других людей для наблюдения, сказал Болховитинов, взять было негде. Да и устают они, как он уже убедился, сильно… Сменяя друг друга, ребята работают по восемь-десять часов без перерыва на обед. Всего-то и удовольствий — искупаться в море после дежурства.

При всей ответственности этой работы их считали лодырями и бездельниками, просиживающими свои задницы на мягком сиденье автомашины. И зарплату с суточными получают, мол, каждый месяц без задержек. И стаж идет как на фронте — год за два.

Зубровский выпустил из ноздрей клубы дыма.

— Ну, смотри, старший лейтенант, люди твои. Если что — тебе и отвечать…

* * *

К обеду темное ноздреватое небо начало источать дождь. Дверь в булочную была закрыта, и на ней висела табличка «Перерыв с 14 до 15». Фатима нажала на кнопку домофона. Ничего. Если за ней ведется слежка, можно просто уйти. Слежка? Откуда? Кто? Если только за Смирновым… Но береженого бог бережет. Поэтому, нажав еще раз, она