север Пермской губернии — за принадлежность к «преступному сообществу», к чему присовокупили и хранение запрещенных книг. Но, чтобы выслать, его нужно было найти… Это оказалось неразрешимой задачей. Агенты «Искры» — настоящие асы конспирации — помогли Рыкову на время покинуть пределы Отечества. Он прибыл в Швейцарию, в Женеву, где с 1903 года печаталась главная партийная газета «Искра». Молодой социал-демократ, столько читавший о Европе, впервые оказался за границей! Прибыл фактически по приглашению Ленина, который уже задумывался о контурах будущей большевистской партии и пытался представить ее будущее руководство, прощупывая кадры.

Владимир Ленин. 1916 год [РГАСПИ. Ф. 393. Оп. 1. Д. 20]

Владимир Ульянов снимал уютный трехкомнатный домик в рабочем поселке Сешерон, под Женевой. Полтора-два месяца Рыков гостил у Ленина. Они имели возможность пообщаться — за чаем, во время прогулок и шахматных сражений. Оба недурно играли. Эта встреча оказалась одной из решающих в судьбе Рыкова, ведь Владимир Ильич именно тогда окончательно и бесповоротно мобилизовал молодого социал-демократа в ряды большевиков.

Рыкова водили на швейцарские предприятия, он наблюдал за жизнью местных рабочих, знакомился с социалистами из страны Вильгельма Телля. И почти всюду его сопровождал Ульянов. Будущий «вождь мирового пролетариата» почувствовал в нем родство — недаром они немало говорили не только о партийных делах, но и о Волге, о Саратове, о Казани. К сожалению, воспоминаний об этой поездке осталось немного.

Видимо, в Женеве Ульянов поручил ему восстановить совсем было потухшую после арестов московскую партийную организацию — и Рыков с готовностью согласился, несмотря на постоянный риск угодить в длительную ссылку. Кадров партии не хватало. Приходилось рисковать даже такими людьми, как «товарищ Алексей». И здесь можно добавить, что революционеры в те годы не слишком боялись ссылок и даже тюрем: все-таки наказания к ним до событий 1905 года применяли сравнительно мягкие. Это не распространялось на террористов и их сообщников, но к ним Рыков отношения не имел. Этим «ремеслом» в то время занимались эсеры.

Над Российской империей сгущались тучи, прежний порядок не просто перестал устраивать большинство городской молодежи, но и вызывал у них готовность вести опасные игры с государством, которое они готовились «свергнуть могучей рукою». Трону в конечном итоге не помог ни экономический рост, ни жесткость Петра Столыпина. Не размышляя об этом, мы никогда не поймем Рыкова — хотя бы частично. Ведь он был, без преувеличений, активным участником борьбы против самодержавия — во многом даже более радикальным, чем Владимир Ульянов (Ленин). Все свои «царские» годы он оставался принципиальным нелегалом. Паспортами, за редчайшим исключением, оперировал только поддельными, на чужие фамилии — это часто оказывалось необходимым для «профессионального революционера». Самым законным, с точки зрения властей, его заработком так и осталось скромное репетиторство в старших классах гимназии.

Гордился Рыков и тем, что, пройдя через десятки тюрем и ссылок, так и не стал политическим эмигрантом. Тянул лямку в подпольных социал-демократических организациях в России, «стране рабов, стране господ». Неоднократно, ненадолго, с поддельными документами, он выезжал в Европу — на партийные форумы и для встреч с соратниками-эмигрантами. Но всякий раз, несмотря на риск, возвращался в Россию. И снова — тюрьмы, ссылки, побеги, иногда — фантастические по дерзости… Нелегальное братство. Их объединяла не только идеология, не только уверенность в том, что «оковы тяжкие падут», но и недетская игра в конспирацию, постоянная опасность «попасться», к которой молодой Рыков относился насмешливо. Это сплачивает посильнее любви к Марксу, особенно в молодости. Нашему герою рискованная игра в «казаки-разбойники» придавала азарта. Он и не думал «легализоваться», окончить университет, стать учителем или хотя бы репетитором, продолжая свой гимназический опыт. Только нелегальщина со всей ее тревожной романтикой.

Случались ли у удачливого конспиратора провалы? Конечно! Рыков сам о них рассказывал. Несколько раз провокаторами оказывались секретари, помощницы Рыкова. В 1905 году в Москве, как вспоминал гораздо позже, на следственном допросе, Алексей Иванович, «моим секретарем была некая Ольга Путята, которая была изобличена в сношении с охранным отделением». Это неудивительно. Полиция в то время активизировалась, действовала изобретательно, как на войне. Все труднее стало доверять товарищам…

///

3. Лондонский съезд

В Петербурге, Москве, Польше заваривались бурные события, которые чуть позже назовут Первой русской революцией. В апреле 1905 года представитель Московского комитета РСДРП Алексей Рыков, нелегально преодолев несколько государственных границ, прибыл в Лондон во взвинченном настроении. Он прибыл на III съезд РСДРП (а фактически — второй, потому что первый можно лишь условно считать съездом предтеч большевизма). К тому же это был первый съезд большевиков — без меньшевиков, бундовцев и вечно сомневающегося «болота». Одновременно в Женеве работала меньшевистская конференция, которая считала собравшихся в Лондоне большевиков не «съездом партии», а лишь фракционной встречей. Споры об этом шли и накануне лондонского форума — и Рыкову, по существу, удалось перетянуть Московский комитет партии на сторону большевиков: москвичи проголосовали за проведение съезда, на котором настаивал Ленин. Меньшевики протестовали, но оказались в проигрыше. Так с тех пор и повелось: этот съезд считается «неполноценным», хотя для большевиков — будущих победителей — он во многом оказался определяющим.

Политика политикой, но путешествие в самую западную страну Европы само по себе кружило голову, перевешивая (на время, конечно!) даже революционные впечатления от России, оглоушенной Кровавым воскресеньем. Алексей Иванович впервые оказался в крупном европейском городе. В первый раз это всегда — событие. Особенно в те годы, когда даже газеты из Европы приходили в Россию с солидным опозданием. Все впечатления он, конечно, заносил в свой «марксистский блокнот», но и просто — почти беззаботно — дышал туманным воздухом Британии, глазел на вывески и мосты… Златоуст Луначарский вспоминал о том съезде: «Во все свободное от заседаний съезда время (их, правда, было не так много) мы носились по Лондону, насыщаясь впечатлениями, и даже сейчас то, что я знаю непосредственно, живо, по собственному опыту об Англии, основано главным образом на остроте тех впечатлений»[26].

Явочная квартира делегатов располагалась на севере Лондона, на тихой Мидлтон-сквер, в тесной квартире с мансардой, которая принадлежала эмигранту из России.

Рыков (в то время он использовал партийную кличку Сергеев) представлял московскую партийную организацию — и на него поглядывали с почтением. Ведь это была, по мнению товарищей по партии, самая героическая организация большевиков: они уже готовились ответить баррикадами на расстрел питерской демонстрации 9 января. Алексея Ивановича избрали в мандатную комиссию — это подтверждало, что Ленин в те годы ему доверял и, возможно, хотел основательно превратить в «своего человека». Значит, швейцарская встреча не прошла даром.

Анатолий Луначарский. 1918 год