берлинским товарищам, чтобы «перетянуть их на нашу сторону». Встречи прошли ударно и весело.

В середине мая «товарищ Сергеев» вернулся в Россию. Тогда временно казалось, что революционный запал 1905 года идет на убыль, в особенности в городах. Но полиция действовала энергично, как никогда в прежние годы. Рыков оказался в Петербурге. На квартире Е. И. Зарембской (эта дама работала одновременно и в городской управе, и на подпольщиков) должно было состояться заседание столичного партийного комитета, на котором Алексей Иванович в красках рассказал бы товарищам о съезде. Бдительные соседи сообщили в полицию о странной компании, которая собирается у госпожи Зарембской. Стражи порядка провели операцию ловко. Арестовали десять большевиков, включая Рыкова.

На допросе член ЦК запрещенной партии держался уверенно, глубоко вжился в роль. Назвался мелитопольским мещанином Иваном Федоровичем Игнатьевым, 1880 года рождения. Утверждал, что никогда не бывал за границей, что родители его давно умерли. Рассказал о сестрах и братьях, перемешивая правду с выдумками. На «политические» вопросы отвечать отказался. Могла ли сработать столь прямолинейная тактика? Неизвестно. Потому что Рыкова узнал генерал-майор жандармского управления Иванов — скорее всего, помнивший его по саратовской демонстрации. Постановлением Особого совещания Рыкова приговорили к девяти годам ссылки — «за Казанскую, Саратовскую и Петербургскую деятельность». А на первое время — посадили в «Кресты».

Он писал из тюрьмы сестре Фаине: «Если я просижу еще здесь полгода, то до некоторой степени образуюсь. А то чересчур отстал». Рыков, конечно, бодрился — и вряд ли можно по этому письму судить о том, как содержали политических в «Крестах». Любопытно другое — понимал ли революционер Алексей Иванович, что наступают мятежные времена, когда особенно обидно терять время в тюрьме.

Леонид Красин в зашифрованном письме так рассказал Ленину о неприятностях Рыкова: «Страшно жаль, что юноша, полный сил и надежд, с только что полученным дипломом, должен валяться в постели калекой, и ни один врач не может сколько-нибудь точно определить вероятный срок окончания болезни. Видеться с ним до операции невозможно, да и после нее едва ли, так как больничные врачи не очень-то благожелательно относятся ко всему, что могло бы волновать больного. Страшно жаль, жаль человека и опытного, несмотря на свою молодость, инженера, в них так нуждается сейчас Россия»[31]. Еще год назад они бы не обсуждали судьбу Рыкова с таким жаром, а в 1905 году он стал ключевой личностью для большевиков, и Красин видел в молодом саратовце одного из немногих дельных людей, оставшихся в России.

Болезнь, приковавшая несчастного к постели, — это, конечно, тюрьма. Недавно полученный диплом — членство в ЦК. Операция — ссылка. Больничные врачи — тюремная охрана. А инженеры, «в которых так нуждается Россия», — это, разумеется, революционеры.

Но Рыкову повезло: именно в те дни правительство предпочло пойти на компромисс с радикалами. Царский манифест от 17 октября 1905 года выпустил на волю неблагонадежных. Выйдя на свободу, Рыков сразу начал работать в Петербургском Совете народных депутатов, но вскоре его перевели в Москву. Основные бои предстояли именно там. В Первопрестольной «товарищ Алексей» возглавил Московское бюро РСДРП — самое боевитое в стране. Вместе с Михаилом Владимирским он курировал от большевиков подготовку вооруженного восстания в Белокаменной, которое вылилось в декабрьские баррикадные бои.

5. Шторм в Швеции

Четвертый съезд РСДРП проходил в славном городе Стокгольме в апреле и мае 1906 года. Этот партийный форум часто называют «объединительным», хотя в реальности он подвел итоги окончательного разрыва большевиков с меньшевиками.

В шведской столице собрались 112 делегатов с решающим голосом от 57 организаций, 22 делегата с совещательным голосом и 12 представителей национальных социал-демократических организаций — еврейской, латышской, польской… Меньшевики преобладали, большевикам приходилось вести оборонительные бои, отстаивая свои позиции. На известной фотографии большевистской фракции на Стокгольмском съезде портрет Рыкова красуется в центральной части, справа от Ленина.

Участники IV Объединительного съезда РСДРП

И это неудивительно. Алексей Иванович прибыл в Стокгольм в ореоле славы активного участника Первой русской революции. На съезде Рыков, не успевавший отдышаться после арестов и побегов, едва ли сумел блеснуть осторожностью и взвешенностью, которая часто бывала ему присуща. Он — возможно, по предварительному решению ЦК — бушевал, уничтожая меньшевиков. Рыков никогда не был сторонником резкой конфронтации, но, почувствовав, что большевики в меньшинстве, стал агрессивнее. Тем ценнее для Ленина было выступление «товарища Сергеева» против политических противников — как никогда резкое: «Если бы т. Аксельрод умел хорошо смотреть на русскую действительность, хотя бы и с Альпийских гор, он увидел бы, что после знаменитого манифеста правительство пошло так далеко, как никогда. Он увидел бы виселицы, штыки и прежние и новые тюрьмы… Я уверен, что рабочие назовут тактику Аксельрода провокацией в тюрьму, в ссылку, на виселицу… Логика жизни двигает меньшевиков на новый путь. Логика жизни подводит меньшевиков к кадетам»[32]. После баррикадных боев Рыков имел право на столь категоричный тон, это подсознательно признавали даже противники. Но в те дни меньшевики не дрогнули, не уступили своего верховенства.

Павел Аксельрод. 1900-е годы [РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 15]

Пожалуй, такой яростной поддержки Старик от Алексея Ивановича и не ожидал… Впрочем, как ни храбрился Рыков, съезд для большевиков завершился неутешительными результатами. Их идеи в разгар полицейского подавления революции казались несвоевременно радикальными.

В Центральный комитет, выбранный на съезде, вошли 3 большевика и 7 меньшевиков. Рыков в «тройку» не попал (впрочем, как и Ленин), но его избрали кандидатом в члены ЦК. Он по-прежнему входил в «первую четверку» большевиков, которые всё дальше уходили от своих более умеренных собратьев по РСДРП. Четверка большевиков в ЦК РСДРП, избранная на Стокгольмском съезде, — это Рыков, Богданов, Десницкий и Красин. По существу, тоже — ЦК.

По свидетельству Григория Зиновьева, назубок знавшего историю партии, «В ЦК взяли несколько наших товарищей, как мы тогда говорили, — заложниками. Но в то же время, на самом съезде, большевики составили свой внутренний и нелегальный в партийном отношении Центральный комитет… оказавшись в меньшинстве в избранном съездом ЦК, большевики составили свой внутренний и нелегальный в партийном отношении ЦК, который вел свою сепаратную работу»[33]. О наличии параллельного руководящего центра внутри РСДРП писал в эмиграции и меньшевик-историк, родственник Рыкова Борис Николаевский: большевистская фракция, по его свидетельству, «создала свою особую внутреннюю организацию с каким-то центром, но этот центр еще не носил официального названия». Между прочим, об этом центре не сообщалось ни в «Кратком курсе истории ВКП(б)», ни в «Истории КПСС», хотя в судьбе будущей правящей партии он сыграл роль немаловажную.

Точный персональный состав этого центра не вполне ясен