Не успел Горный старец спуститься с крыши в свою келью, как из толпы выделился молодой человек по имени Бу Тахир («сын Тахира») Аррани (однако не плотник, а один из фидаинов – «готовых жертвовать собой») и, опустившись на колени перед Гассаном ибн Саббахом, изъявил желание привести в исполнение вынесенный смертный приговор, даже если при этом придется заплатить собственной жизнью.

Небольшой отряд фанатиков-низаритов, получив благословение от главы своего ордена, разбился на мелкие группы и двинулся в сторону столицы государства Сельджукидов. Ранним утром 10 (а не 18) октября 1092 года фидаин Бу Тахир Аррани каким-то способом умудрился проникнуть на территорию дворца вазира. Спрятавшись в зимнем саду, он терпеливо ожидал свою жертву, прижав к груди длинный, острый, как бритва, кинжал, лезвие которого было предварительно смазано ядом. Ближе к полудню на аллее появился тучный человек, облаченный в пышные, богатые одежды и белоснежный шелковый тюрбан, увитый жемчужными нитями (передвигавшийся пешком, а не в носилках). Бу Тахир Аррани никогда не видел вазира, но, судя по тому, что человека, идущего по аллее, окружало большое количество телохранителей и вооруженных молодых рабов-гулямов, убийца решил, что это мог быть только вазир. За высокими, неприступными стенами дворца телохранители чувствовали себя слишком уверенно, и обязанность охранять жизнь и здоровье вазира воспринималась ими как не более чем ежедневная ритуальная повинность. Улучив удобный момент, Бу Тахир Аррани подскочил к нечестивому вазиру и нанес ему по меньшей мере три удара (а не один, как в вышеприведенной версии) отравленным кинжалом. Ошеломленная стремительностью теракта охрана подоспела к месту преступления слишком поздно. Прежде чем убийца был схвачен, вазир уже бился в предсмертных конвульсиях. Охрана в буквальном смысле слова порвала Бу Тахира Аррани на куски, но смерть злополучного Низама аль-Мулька стала сигналом к штурму дворца другими фидаинами тайного ордена, бывшими уже наготове. Низариты окружили и подожгли дворец убитого вазира, в суматохе сгоревший дотла.

Люди Гассана ибн Саббаха позаботились о том, чтобы ни у кого не осталось сомнений, – карающая рука была направлена Горным старцем. Весть об убийстве в считанные дни прокатилась по всему Востоку, вызывая удивление, возмущение, растерянность и страх.

То же предание гласит, что низариты, силой отбив у слуг убитого вазира труп своего товарища, Бу Тахира Аррани, укрыли его от преследователей и похоронили в укромном месте по мусульманскому обряду (хотя, если верно предыдущее утверждение, согласно которому разъяренные своим промахом телохранители Низам аль-Мулька «растерзали его убийцу в клочья», то хоронить фидаинам пришлось не труп соратника, а оставшиеся от него кровавые ошметки; впрочем, легенда есть легенда, в ней необязательно должны сходиться все концы с концами). По приказу Гассана ибн Саббаха на воротах крепости Аламут была приколочена бронзовая табличка, на которой было выгравировано имя Бу (Абу) Тахира Аррани, а напротив него имя его жертвы – великого вазира Низама аль-Мулька. С годами эту бронзовую табличку пришлось увеличить в несколько раз, так как список стал составлять уже сотни имен вазиров, эмиров, мулл, улемов, муфтиев, султанов, шахов, маркизов, герцогов и прочая и прочая и прочая…

Согласно третьей версии, изложенной, в частности, историком Ибн аль-Асиром, убийство вазира произошло не в Исфагане, а в военном лагере султанского войска (шедшего войной на низаритов), в двух переходах от Исфагана, в виду Дейлемских гор. Низам аль-Мульк, собиравшийся навестить своих жен, ждавших его в соседнем шатре, был заколот сопровождавшим его в походе юношей, которому доверял, как самому себе (поскольку в детстве спас того от голодной смерти). Юноша оказался низаритским фидаином, получившим приказ ликвидировать вазира. Он вонзил кинжал (или нож, которым резал дыню) в сердце Низама аль-Мулька в тот момент, когда вазир протягивал ему кусок лепешки (тем самым, вполне в духе низаритов, совершив тяжкое преступление – убив человека, преломившего с ним хлеб).

Как бы то ни было, сельджукский султан Малик-шах был потрясен убийством своего верного советника и друга более других – кинжал низарита, направленный в сердце (а если верить другой версии, то и в другие важные органы и части тела) вазира, был нацелен и в него. Султан приказал увеличить охрану – сотни неусыпных стражей окружали его днем и ночью. Ни на секунду султан не оставался один.

Он приказал собрать большую армию, чтобы уничтожить гнездо низаритов в Аламутской долине. И велел эмирам, поставленным во главе войска, не возвращаться без головы Горного старца.

Однако через 20 дней после успешной ликвидации Низама аль-Мулька неожиданно ночью скончался сам султан Малик-шах. Никто и по сей день не знает, как и почему его настигла смерть, но современники были убеждены, что его отравили (причем скорее всего вездесущие, неуловимые измаилиты). «Грибков поел», как говорится. Дело известное, еще со времен древнеримского императора Клавдия…

Конечно, смерть султана Малик-шаха была выгодна не только Гассану ибн Саббаху. У султана было великое множество других врагов, желавших ему гибели. Но именно для главы измаилитского ордена смерть сельджукского султана была последним и желанным шансом на спасение – ведь если бы Малик-шах остался жив, низариты бы не удержались в Аламуте. Уж очень своевременной была эта смерть для низаритов, чтобы исключить возможность убийства, совершенного фидаинами (весьма часто, как нам уже известно, применявшими в качестве орудия «совершения праведной мести», а попросту говоря, заказного убийства, не только кинжал, но и яд, а еще чаще – кинжал, отравленный ядом).

Предусмотрел ли политический гений Горного старца, что именно произойдет после смерти султана и его мудрого везира, никому сегодня неведомо. Но обстоятельства сложились весьма благоприятно для низаритов. Как только султан переселился в мир иной, в Сельджукской державе разгорелась ожесточенная борьба за престол. Сельджукское государство держалось лишь силой оружия, и стоило центральной власти пошатнуться, как немедленно начались восстания во всех подвластных сельджукам областях и завоеванных ими государствах. Страна была ввергнута в пучину бедствий. Новый султан вновь и вновь собирал армии, чтобы укротить мятежных феодалов. Города были разрушены, крестьянство обнищало, торговля почти прекратилась.

Эти годы лихолетья были благодатными для Гассана ибн Саббаха. Они дали ему возможность распространить власть своего тайного духовно-военного ордена не только на отдельные крепости, но и на целые районы. В обстановке всеобщей разрухи и вражды низариты стали для многих последней надеждой и опорой.

Дерзкое и притом успешное покушение на жизнь верховного вазира казавшегося столь несокрушимым государства Сельджукидов повлекло за собой настолько сильный резонанс во всем исламском мире, что это невольно подтолкнуло Гассана ибн Саббаха к очень простому, но тем не менее гениальному выводу: можно разработать весьма эффективную оборонительную доктрину орденского государства и, в частности, движения измаилитов-низаритов, не затрачивая значительные материальные средства на содержание большой регулярной армии. Необходимо было сформировать свою «спецслужбу», в задачи которой входило бы устрашение и показательное устранение тех, от кого зависело принятие важных политических решений; спецслужбу, которой ни высокие стены крепостей, дворцов и замков, ни многочисленная армия, ни преданные телохранители не могли бы ничего противопоставить, чтобы защитить потенциальную жертву.