Шкипер все сидел, привалившись спиною к бугристому стволу старой ветлы, все никак не уходил, но похоже было, что он уже никого не дождется. Или все-таки…

Покусав губу, князь подозвал сыскного:

– Проверь.

Кирилл Осетров кивнул, запахнул поплотней рубище. Весь собой скривился, зашагал, припадая на левую ногу, заканючил гнусаво, без всяких интонационных пауз:

– А пода-айте за-ради Христа на пропита-а-ание, спаси вас господи-и-и!

Так вот и подошел к немцу, протянул руку… и тут же вскинулся, оглянулся, махнул рукой.

Сам Довмонт, да Степан Иваныч, тиун, да сыскной парень Семен – все бросились к шкиперу. Только было уже поздно! Сидеть-то герр Заммель – сидел. Да только вот не живой – мертвый. В горле его, накрепко пригвоздив шкипера к дереву, торчала короткая арбалетная стрела – болт.

– Верно, оттуда стреляли, – прикинув возможную траекторию, князь обернулся и пристально посмотрел на черневшую в ночной полутьме церковь Флора и Лавра. На деревянную колоколенку.

– А ну-ка, скорей…

Хотя… могли уже и не спешить. Станет их там неведомый лиходей дожидаться, как же!

Отблеск выплывшей из-за тучи луны отразился на куполе Ивановского храма, сверкнул серебром, словно выпрыгнувшая из воды рыба. Сразу же посветлело. Ночная тьма, плотно окутавшая Застенье, теперь не казалась такой уж непроглядной. Уже можно было различить и темные утесы башен, и высокие хоромы бояр, и конечно же церкви, в большинстве своем деревянные, покрытые серебристым тесом.

Город спал, но тишина ночи вовсе не казалась мертвой. Где-то махали крыльями ночные птицы, где-то кто-то скулил, а вот вскинулись, залаяли на усадьбах цепные псы. Небось, почуяли вора… или крота… Ах, нет – кошку! Вон, замяукала… затихла. Убежала – судя по раздраженному лаю.

Ну, и где же? Он должен был прийти, непременно должен. Тот лиходей с арбалетом, убийца под видом простого слуги. Может, он и есть слуга? Тогда останется только узнать – чей? Но для начала – поймать бы, схватить бы…

Князь стиснул зубы до скрипа. Он лично сидел в засаде, доверяя лишь самым верным своим людям. В псковских высших кругах за версту пахло предательством! Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы чувствовать и понимать это. Просто прийти на любое заседание веча… и все становилось ясно. Многие бояре и богатые купцы откровенно поддерживали Новгород, навязчивого старшего братца, кто-то подумывал о великом владимирском князе Ярославе, а кто – и о литовцах, о Войшелке, заклятом враге Довмонта. Нашлись и такие, кто не прочь был бы видеть в качестве защитников Пскова ливонских рыцарей, как уже было когда-то, не так уж и давно. С рыцарями, кстати, нынче был мир – и у Пскова, и у Новгорода. Торжественно подписанный, провозглашенный… Надолго ли? Все понимали, что нет.

Край неба за рекою Великой уже начинал светлеть. Довмонт передернул плечом, искоса посмотрев на верного Гинтарса, настойчиво вглядывающегося в ночь, прислушивающегося к любому шороху. Чуть левее Гинтарса притулились тиун и сыскные – Семен и Кирилл Осетров. Вся компания разместилась в старом овине, на заднедворье усадьбы вдовицы Мордухи, и терпеливо ждала. Остальные воины обретались невдалеке, в избе – в овин все не влезли.

Нынче ловили на живца, и живцом тем был, вестимо, Кольша, лопоухий и востроглазый отрок, вовсе не дурачок. Игорь-Довмонт лично разработал план, по тайному приказу князя по всему Пскову пошли гулять слухи о спасшемся отроке, запомнившем лиходеев-убийц. Сегодня же – именно сегодня – Довмонт, как бы между прочим, упомянул о том на заседании веча. Так, вполголоса сказал, мол, отрока к гостям торговым приставили, да завтра он с ними – в путь дальний. Так что – одна ночь осталась…

Могли, конечно, и не прийти. Однако же – с чего бы они тогда отрока столь живо искали? Уж кто-нибудь да явится. Скорее всего, тот самый «слуга». Впрочем, может и…

Чу! В тихой ночи вдруг послышался шорох. Ну, конечно же – подозрительный. Его и ждали, еще загодя набросав на частокол ломкую сухую солому. Она-то сейчас и шуршала, негромко, но в овине услышали. Знали, что слушать. Частоколец на мордухином заднедворье был хиленький, колья местами сгнили, местами повалились, умелому да сильному человеку через такой перемахнуть – смех один…

Ага! Вот и шаги… тихие, крадущиеся. Все на усадьбе знали: Кольша-отроче летом завсегда в старом овине спал. Кому надо – тот тоже узнал, плевое дело. Узнал и пришел, явился-таки, гадина! Теперь уж главное – не упустить.

Все затаили дыхание – ждали, поглядывая на кучу соломы, набросанную прямо напротив входа. Там, под тряпьем, лежал набитый все той же соломой мешок, изображавший отрока Кольшу. Как раз с порога и виден, тем более – почти рассвело уже…

Чья-то тень затмила дверной проем, что-то просвистело – в мешок впился нож… В этот момент верный Гинтарс, вскочив, схватил лиходея за руку, за запястье, и, сильно дернув, потянул на себя. Воин ожидал сопротивления: злодей либо попытается вырвать руку, либо нанесет удар… Однако ни того и другого не произошло. Завидев ринувшихся на него людей, опытный убивец сразу же понял, что его миссия провалилась, да мало того – он сам угодил в капкан! Сыскные ловко бросились к дверному проему, перекрывая лиходею выход, Довмонт поудобней перехватил кистень…

Однако же ударить не успел – враг оказался хитрее, сделав то, чего от него не ожидали. Вместо того чтобы броситься из овина вон, убийца резко рванулся внутрь, словно бы сам себя загоняя в ловушку…

На миг все опешили… И этого мига лиходею вполне хватило, чтобы подпрыгнуть, ухватиться за балку… и вот его уже нет! Ушел через прохудившуюся крышу! С глаз пропал буквально в пару секунд…

Пустив в ход кистень, князь угодил ушлому врагу в ногу, но было уже поздно – лиходей уходил, коренастая фигура его мелькнула над частоколом… Довмонт усмехнулся: ну, беги, беги… У частокола он тоже посадил пару воинов. Они и выскочили, ухватили злодея… вместе с ним тяжело рухнув в заросли репейника и крапивы.

– Лови, лови! – перескочив через частокол, закричал Игорь. – Живым брать, гада!

К удивлению, беглец не сопротивлялся. Впрочем, и живым его назвать уже было нельзя… Смущенно оглядываясь на князя, воины перевернули тело… Широченные плечи, руки-клещи… мертвый затухающий взгляд.

– Эхх! – Довмонт в сердцах выругался. – Как же вы так?

– Это не мы, княже. Эвон, рана-то… От стрелы, видно.

От стрелы…

Велев зажечь факелы, молодой военачальник присел на корточки, присмотрелся, заметив небольшую кровоточащую ранку под самым сердцем убитого лиходея. Этакий пистолетный выстрел…

Арбалет! Снова арбалет!

Значит…

– А ну, обыщите здесь все! Живо!

Побежали воины да сыскные. Захрустели кусточками, распугивая идущих на первую зорьку рыбаков.