Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет. Я чувствовал себя так большую часть своей жизни. Почему, ты думаешь, я предпочел сборку инструментов музыке? Я смотрел на всех этих прославленных музыкантов и видел, что лишь малая часть из них может достичь достатка и более-менее регулярно зарабатывать на жизнь. Я долго жил под присмотром разных людей, не имея возможности взять свою жизнь в собственные руки. Поэтому с детства хотел зарабатывать деньги, большие деньги, чувствуя, что они — гарантия свободы.
— Тогда, думаю, ты сможешь меня понять. На какой-то период я стала одержима порядком. Каждая вещь должна была находиться на своем месте. Я проверяла это постоянно, контролировала до мельчайших подробностей все, что было в моей компетенции. Через некоторое время это уже превратилось в дурную привычку. Потом я сделала попытку немного отдохнуть, отойти от навязчивых условностей, но в дальнейшем та же работа заставила меня сохранять внутреннюю дисциплину и пунктуальность — я стала организатором деловых встреч…
Да, она нашла свою нишу и наслаждалась тем, что жизнь постоянно бросает ей вызовы. Ей было нужно только следить за тем, чтобы все проходило без сучка без задоринки.
Эдвин смотрел на залив.
— Ты великолепно справляешься со всем в колледже, а ведь тебе нелегко пришлось. Прости, если я был несправедлив, — сказал он тихо.
Сейчас это уже было неважно. Аманда пожала плечами.
— Ты, наверное, просто ревновал.
— Ревновал? — Он сказал это так возмущенно, что женщина даже осеклась.
— Николас тебе был, как отец. Ты хотел быть ближе к нему.
— Я никогда не считал его своим отцом. А ты именно так думала?
— Знала, что он почти усыновил тебя.
— Не совсем так. — Эдвин тоскливо взглянул на воду, словно желая, чтобы быстрее начался отлив и кончилось его заточение.
— Вода будет еще подниматься?
— Нет, — ответил он и повернулся к ней. — Такое случается только в шторм, но сейчас полный штиль.
— Ты когда-нибудь жалел, что пришлось завязать с исполнительством? — спросила Аманда.
Эдвин снова прилег на песок, вытянув ноги. Прикрыв глаза, он покачал головой.
— Никогда. Я просто применяю ее по-другому. Я бы не смог сейчас достичь высот в производстве музыкальных инструментов без знаний, заложенных Николасом. Он считал, что делал все впустую, а я знал, что он не прав. Иногда я даже играю, когда есть настроение. Но не ради денег. И слушаю музыку мира, потому что хочу снабдить музыкантов новыми инструментами, на которых они могли бы ее исполнять еще лучше.
— Музыку мира?
— Музыка везде вокруг нас. Разве ты не слышишь?
— Ветер, море? Ты об этом?
Глаза Эдвина загорелись радостью.
— И об этом тоже. Если прислушаться, можно услышать, как шепчет песок.
Аманда бросила на него недоверчивый взгляд. Она прислушивалась несколько минут и почти услышала шорох мелких песчинок, шепчущихся друг с другом на ветру.
— Слышишь? — спросил Эдвин.
Аманда засмеялась.
— Это неразличимо для человеческого уха.
— Не надо слушать ушами.
— Тогда конечно, я слышу, — призналась она.
Что-то промчалось между ними — момент общения без слов. Соленый ветер пахнул ей в лицо и разрушил наваждение.
— Надо постричь волосы.
— Не надо, тебе так хорошо.
Эдвин посмотрел так, словно пожалел, что сказал это.
— Чепуха! Но все равно спасибо.
Похоже, он не слушал.
— Долго нам еще оставаться тут?
Глядя на нее, он спросил:
— Тебе скучно? Ты же хотела на побережье. Вот оно.
— Нет, мне не скучно, просто вода такая… расслабляющая.
Он недоверчиво взглянул на нее.
— А компания?
— А компания… забавная.
Эдвин наклонил голову.
— Если ты хочешь, чтобы я заткнулся или ушел, так и скажи. Это же твой выходной.
Аманда огляделась.
— И куда же ты пойдешь?
— Недалеко. А ты боишься остаться одна?
— Да, — сказала она, удивившись искренности своего ответа. Обычно самодостаточная, теперь она нуждалась, чтобы кто-то был рядом. Хотя бы на некоторое время. — Я еще не привыкла оставаться одна. — Николасу удалось заполнить пустоту внутри нее, но теперь он умер. Во второй раз в жизни она чувствовала себя покинутой, бродящей в темноте и одиночестве.
Лицо Эдвина изменилось, подобрело. Он протянул руку и дотронулся до ее плеча.
— Ты не одинока.
— И ты тоже, — невольно сказала она.
Эдвин смущенно улыбнулся. Он кивнул и взглянул на их соединенные руки.
Они сидели, разговаривая о чем-то, но больше молчали. Постепенно напряжение оставило Аманду, и ему на смену пришло долгожданное умиротворение. Ей было жаль, когда настал отлив и волны отошли достаточно далеко, освободив путь к машине.
Эдвин открыл багажник и достал оттуда огромный пластиковый пакет и скатерть.
— Давай поедим здесь, — предложил он.
Аманда расстелила скатерть на траве, а он открыл пакет и достал оттуда сандвичи, бутылку с соусом, кусочки ветчины и листья салата, фрукты, сок в консервных банках и печенье.
На пляж приехал семейный автобус, из которого вывалилась веселая компания. Позже появилась еще одна пара с двумя малышами, они немного поразмялись, поиграли в мяч и уселись обратно в автомобиль. Дети помахали Аманде и Эдвину на прощание, и те ответили им.
Эдвин лежал на траве, согнув ноги в коленях.
— Ты хочешь ехать куда-то еще?
— Нет, мне нравится здесь.
— Хорошо. — Он закрыл глаза и, казалось, уснул. Аманда смотрела на него. Сегодня он впервые раскрылся перед ней таким, каким она его никогда еще не знала.
Его веки дернулись, и Аманда отвела от него взгляд. Но он не шевелился, и она опять посмотрела на него: его глаза были закрыты. Назойливая муха кружилась рядом, потом опустилась ему на лоб, но Эдвин не стряхнул ее. Аманда прилегла рядом и помахала рукой, прогоняя надоедливое насекомое. Находясь так близко, она сумела заметить морщинки вокруг его глаз, а на щеках пробивающуюся щетину. И ей вдруг стало интересно, что она испытает, прикоснувшись к ней.
Аманда поняла, что думает не о том, и поднялась на ноги, выводя себя из состояния задумчивости.
Она подошла к воде, зачерпнула полную ладонь и плеснула на свое разгоряченное от солнца лицо. На ее губы упало несколько капель, и она ощутила их соленый вкус.
Ей никогда не приходило в голову считать себя слишком привязанной к сексу. Секс — не любовь, он не заменяет искренней привязанности и эмоциональной близости, и, хотя он ей нравился, опыт говорил ей, что это не главное.