Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звучало соблазнительно, даже очень. Ксюша представила, как будет по утрам принимать нормально душ, а не в экстренном порядке, раз, два, и готово. Да и пожить одной тоже не помешает. Можно рассматривать это как курс молодого бойца. Даже интересно. А если Юльку разрешат пускать – вообще красота.
– Ладно. Всё равно ты уже пообещала, не стану тебя подводить. Но ты мне должна, – не упустила шанса выбить бонус Ксюша.
– О, моя меркантильная дочь! – актриса Погорелого театра уже получила нужный ей ответ и двигалась умирающим лебедем в сторону двери. – Я же тебя воспитывала, я из–за тебя ночей не спала, а ты…
Ксюша в ответ зевнула и выползла из–под одеяла, потопала в ванную, бросив коротко:
– Переигрываешь.
Она честно пыталась не засмеяться, но плечи дрогнули, выдав её состояние. Мама тут же сменила тон, раз дочь не сердится, да и вообще положительно восприняла информацию (в чём на самом–то деле Наталья Романовна даже не сомневалась, потому и подтвердила подруге сразу) и деловито перечислила:
– Так, я на работу, настроение тебе подняла, сырники на столе, ключи от квартиры Оксаны я тебе вечером принесу, пароли от wi–fi и сигнализации она напишет, передаст, тоже отдам вечером. Всё, не скучай, я убежала.
Главный подниматель настроения, хлопнув дверью, помчал на работу, а Ксюша недоверчиво пошла на кухню.
– Хм. Действительно сырники, – она повертела один, внимательно рассматривая. – Странно. Даже горячие. И индикатор на печке горит.
У кофемашины сиротливо стояла чашка с недопитым кофе с солью и корицей, подтверждая мамино присутствие на кухне, а вот раковина была абсолютно сухой. Ксюша заглянула в посудомойку – сковороды не обнаружилось.
– Ага, – победоносно воскликнула Ксюша. – Вот и нашлась пропажа. Холодная и одинокая, никем не использованная. Ну, мама, ну, аферистка. Думала, я поверю. Ха! И надо вот ей заморачиваться, заказывать из кафе или у подруг, разогревать! Хотя, небось, тестирует метод для будущего зятя. Предусмотрительная моя!
Мамины проказы всегда носили невинный характер и лишь забавляли девушку. Иногда, вот как сегодня, работал самый любимый Ксюшин режим «хозяюшка». Мама была настолько далека от кухни, что даже не подозревала в коварстве сырники – одно из обыденных на столе блюд, которое довольно сложно приготовить, особенно, если твои умения ограничиваются набором: овощной салат, пельмени из пачки и суп сайровый (да и в том не всегда проваривался рис).
Ксюша так развеселилась, что чуть не сбилась с графика: бег, душ, завтрак, работа. В этот раз она ещё включила разговор с Юлькой, просто не могла не поделиться историей про завтрак, пока бежала в офис.
Юлька хохотала до упаду, но в конце призналась, что это она посоветовала, думала, что сырники – это тяп–ляп, на сковородку и готово. Настала очередь Ксюши умирать со смеху.
– В следующий раз я заставлю тебя готовить сырники мне на завтрак, – хохотала она в трубку, не замечая Олега Васильевича, что стоял у кулера с водой. – Ладушки, я на месте, пойду трудиться. Хорошего тебе дня.
– Доброе утро, Ксения, – раздалось сбоку и девушка испуганно развернулась. – Не волнуйтесь, это я. Кого вы там принуждаете к кухонному рабству? – голос мужчины звучал вкрадчиво и очень, очень заинтересованно.
– Подругу, – машинально ответила Ксюша и тут же исправилась: – Ой, простите. Доброе утро, Олег Васильевич. Хорошего дня, – выпалила она первую пришедшую на ум фразу и сбежала в кабинет, проклиная про себя начальника.
Рабочий день обычно пролетал едва ли не в один миг, но сегодня господин финансовый директор наведывался в их кабинет каждые полчаса и постоянно останавливался у стола раздражённой, смущённой и злой Ксюши. И каждый раз ей приходилось делать вид, что её это ни капельки не волнует. И каждый раз после его ухода коллеги судачили, что же за повышенный интерес к новенькой, ещё и задавали провокационные вопросы.
Ксюша сдерживалась из последних сил, давно хотелось огрызаться на каждую фразу, на каждый косой взгляд. Образ пай–девочки уже надоедал, но показывать зубы до официального окончания испытательного срока она не собиралась. Олег Васильевич, конечно, непрозрачно намекнул, что она его прошла, но в трудовом договоре чётко прописано три месяца. Мало ли. Да ещё и неизвестно, какие бонусы он за это потребует. Девушка предполагала самое ужасное, в чистоту помыслов начальника ни на йоту не верила, уж больно странно он себя вёл, ещё и тёрся около её стола, портил репутацию, словно нарочно. Это бесило больше всего.
«Блин, ну что за урод? – кипятилась она. Олег Васильевич в прямом смысле слова, конечно, уродом не был. Очень даже привлекательный молодой мужчина лет тридцати пяти или около того, но сейчас Ксюша была полна праведного гнева и оценивала больше иные качества. – Пользуется служебным положением, небось, будет предложения делать непристойные. Ещё и позорит перед девками, это вообще ни в какие ворота. О! – внезапно озарило её, – можно ведь с Севой договориться встретиться возле работы! Ёлки–палки, а вдруг он припрётся в очках и рубашечке наглаженной? Весовые категории с финдиром у них совсем разные, а такие шкафы как наш начальник обычно признают не само наличие парня, а наличие угрожающего их здоровью парня. Чёрт! Что же делать? Где взять крупного мужика напрокат?»
До встречи с «крупным мужиком» оставалось не так много времени, но Ксюша о подарке небесной канцелярии не догадывалась и весь день портила себе настроение. И не так хорошо работала, как обычно. Глупые мысли то и дело лезли в голову, мешали концентрироваться. В итоге, к концу рабочего дня она не успела сделать всё запланированное.
«А–а–а! – паниковала Ксюша мысленно. – Что же делать?»
График они с Севой согласовали, и девушка намеревалась в точности ему следовать. Во–первых, давно хотела. Во–вторых, идея попробовать стиль жизни Севы, почувствовать себя немного в его шкуре, весьма импонировала влюблённой. В-третьих, придерживаясь графика, она порадует Севу и докажет ему, что это не мимолётная прихоть с её стороны, что он не потратил время впустую.
Воспоминание о поцелуе не могло не накрыть при мыслях о том, как они составляли этот самый график. Ксюша замечталась, губы непроизвольно растянулись в улыбке, взгляд стал мягче, добрее. Именно в таком состоянии её