– Садись, – разрешил я. – Какие новости в Экономической Стратегии? Инвестиционный климат планово ухудшается?

– Не так быстро, как ты предсказывал, но все же динамика именно в ту сторону, – с готовностью подтвердил Мотя. – Социологи фиксируют всплеск имперской идеи, а экономика провисает в той же пропорции. После раскулачивания «Пластикса» все стабильно ползет на минусах. Мы еще не Уганда, но сильно ниже Чехии. По-моему, америкосы даже в дохлую Румынию вкладывают больше.

– А чему ты удивляешься? – Я пожал плечами. – Элементарно, Мотя. Румыния – признанный центр мирового вампиризма. Дракула оттуда, Чаушеску оттуда, Носферату тоже оттуда. Пол-Голливуда работает на этом топливе. Страна теней, чего ты хочешь?..

– Ой! – вздрогнул Апфельгауз.

Над нашим столом нависла тень.

Это был хотя и не Дракула, но такая же нежить: кулакастый и насупленный депутат Денис Ларягин. Еще один минус думских едален – здесь чаще можно столкнуться нос к носу с каким-нибудь монстром. Ларягин был из тех, кто не желал принимать новые правила и тихо переписывать свою недвижимость на родных. Он продолжал настаивать, что богатство не порок, что слово «олигарх» придумали мы, политологи. В нынешней Думе таких уродов мизер, а в новой – не будет совсем. Либо не будет самой Думы.

– Желтков! – В мой кофе бултыхнул его смачный плевок. – Ты маленькая чернильная тварь! Пока жалишь ты, но когда-нибудь достанут и тебя, помяни мое слово… Доберутся и раздавят, как таракана. Как тухлое яйцо.

Я промолчал. Я стерпел. Лишь сильно-сильно скрестил под столом пальцы на двух руках и послал в него самый пронзительный из своих плохих взглядов. Со злости я заклеймил его не простым сглазом, а двойным проклятием.

Так сильно я не метил даже наглеца Каховского, когда полтора года назад он – высокий, красивый, самоуверенный и очень-очень богатый – прошагал мимо меня на приеме в Спаса-Хаузе. Я для него был меньше, чем пустое место… а уже через шесть месяцев от самого Каховского осталась только пустая шкурка. Мой дурной глаз сработал. Где ты теперь, хозяин «Пластикса»? Где ты, миллиардер, меценат, любимец публики? Я сглазил – и нет тебя. И Ларягина, этой скотины, не будет. Причем уже совсем и никак.

Я молчал до тех пор, пока громила не отошел от стола. А затем приказал Моте, стараясь, чтобы голос звучал ровно:

– Забудь про то, что видел. Вот тебе червонец, сходи-ка, выбей мне другой кофе. Только хлеба не бери, у меня его и так много.

– По-по-понял… – Апфельгауз вдруг начал заикаться. Наверное, он оказался в зоне интерференции двух ненавистей, ларягинской и моей. – А по-по-почему хлеба у тебя так много?

От чужого страха мне всегда становится легче. И веселей.

– Сухари сушить, – на полном серьезе сказал я. – Такова, Мотя, нынче тенденция. Можешь отметить ее в ближайшем прогнозе.

У нас на телевидении есть выражение, которым обычно сбивают спесь с неофитов, – «Эффект ОZ». Имеется в виду не сказочная Страна Оз, а сокращение от «ослиной задницы». Выражение это запустил в обиход патриарх российского ТВ, телезубр, телеволк, телегуру и живой телеклассик Вадим Вадимыч Позднышев. Однажды в приступе пессимизма, усугубленного жестоким похмельем, он объявил молодым коллегам: «Не обольщайтесь, детки, вся наша популярность – говно. Если месяц подряд показывать на экране ослиную задницу, то она тоже будет популярной и ее точно так же, как и вас, будут узнавать везде».

Полностью согласен. Я, Лев Абрамович Школьник, – лишь задняя часть осла, каковую Его Суетность Царь-Эфир ненароком вывел на свет и в момент задвинет обратно. К счастью или к несчастью, телезвездой я стал поздно. Воображать себя пупом Вселенной хорошо в юности. Ближе к пятидесяти тебя не радуют, а сильно напрягают узнающие взгляды прохожих на улицах и проезжих в метро. Когда незнакомые люди начинают с тобой непринужденно общаться или приглашают немедленно выпить, ты поневоле завидуешь фонарному столбу и парковой скамейке.

Пока я был министром культуры, меня тоже частенько брали за пуговицу. Но брали мягко, жалобно, в специально отведенных для того местах и спрашивали при этом о чем-нибудь культурном: скажем, о гниющих сельских клубах или о провинциальных театрах, куда заросла народная тропа. А я в ответ говорил им что-нибудь не менее культурное: про остаточный принцип финансирования или про видную балерину Васильчикову, которой, знаете, тоже трудно. Которая знаменита, а тоже вот страдает неимоверно. Вся Россия никак не может поднять ее на должную высоту. Чересчур большой талант у девушки – половицы прогибаются.

Теперь же мой типовой Незнакомый Уличный Собеседник стал намного демократичней, и темы у него пошли вполне житейские: сколько получает Якубович? Почему у нас на ТВ сплошь одни хачики? Почему президент Волин не запретит показывать рекламу и фильмы с голыми бабами? Почему нынешняя молодежь такая сволочь?

Про молодежь, кстати, спрашивали с унылым постоянством. Ведущему детского ток-шоу «Угадайка», вероятно, полагалось быть в курсе дел нового поколения. Отловив меня, люди жаловались на тех, кто курит в подъездах, гадит в лифтах, первым не здоровается, протыкает себе носы заклепками, нюхает клей, рисует на стенах, задолбал своей идиотской музыкой и почему-то еще не в колонии, хотя всем известно, что колония по ним плачет, и в наше время сидели бы все, как миленькие. Наверное, их богатые папаши подмазали всех, кого надо. У них, у хачиков, бабок немерено и везде все схвачено… и почему, кстати, президент Волин не погонит этих хачиков с телевидения? И почему в передаче у Якубовича так много рекламы и совсем нет голых баб?

В общем, после первых трех месяцев эфира я завел себе твердое правило: если надо выйти из дома и двинуться дальше, чем до припаркованной во дворе машины, то необходимо хотя бы чуть изменить внешность. Замаскировать примелькавшийся фэйс. Я не опускаюсь до явного цирка и потому не ношу приклеенных бород с накладными носами. Но поднятый воротник, но капюшон, но надвинутая на брови кепка – все это мои лучшие приятели. Для зимы я держу особый шарф цвета каки. Летом отлично помогают темные очки и бейсболка с длинным козырьком. Трудней всего бывает ранней осенью, как вот сейчас. В шапке и шарфе ходить рано, а огромные темные очки в пасмурную погоду придают тебе вид слепца: добрые люди норовят поработать поводырями и волокут через дорогу, хотя тебе совсем в другую сторону. А попробуй только громко возмутись – сразу же узнают твой голос, и начнется сказка про белого бычка…

Сегодня у меня был день, свободный от эфира. Я мог подольше поваляться в постели и, раз жена уже уехала на работу, без утайки выпить подряд две больших кружки кофе с сахаром. Банку «Арабики», банку сухих голландских сливок «Completa» и коробку с рафинадом я заначиваю там, где нормальный мужик обычно прячет водку. Понимаю, любимая, что жутко вредно, что у меня сердце. Но и ты пойми: в жизни телезвезды так мало радости, что даже пару глотков горячего сладкого кофе…

Вот зараза! Сахар все-таки кончился. Какая невезуха!