ждала ждала как дура…

Октябрьская мелодия

Октябрь был тёплым астры даже

ещё цвели и бересклет

краснел в саду

а мой любимый

купил с получки мне букет

нет он купил себе бутылку

причём конечно не одну

ну а цветы нарвал на клумбе

разбитой в сквере возле клуба

бомбёжкой видимо в войну

он каждый день там ходит мимо

в моём окне луна грустила

горели свечи пахло мятой

звучало тихое адажио

и только я свечу задула

как тут с букетом лебеды

с бутылкой красного в руке

с печальным псом на поводке

с лохматым другом на бровях

и с томиком стихов ли бо

любимый мой в пальто помятом

ко мне явился пьяный в дым

из двухнедельного загула

я только выдохнула ах

но значит чувство не остыло

и это всё-таки любовь

и я за всё его простила…

Oh It’s a Lovely Day

Давай откроем окно веранды

какая прелесть

весна явилась к нам утром ранним

в конце апреля

сад оживает от зимней спячки

набухли почки

ртуть капель круглых и луж блестящих

дрожит на почве

смотри на чудо преображенья

зимы угрюмой

в сезон блаженный весны броженья

цветущей юной

денёк сегодня великолепный

и воздух вешний

нам дарит радость погоды летней

надежд воскресших

обрывки облачка ветер вольный

в реке полощет

бежит за речку колышет волны

лиловой рощи

а за полями и лесом мшистым

огромный сонный

закрыв полнеба гриб распушился

на месте солнца.

Октябрь

Октябрь золотистый украсил собою окно,

слетают с мониста монетки одна за одной,

луч солнца нанизан на ветку и капля дрожит,

и я с оптимизмом смотрю на дальнейшую жизнь –

и радостно думать, что лучшее всё впереди,

не слушать ведуний слепых, сумасшедших, седых,

пророков и пифий, несущих заведомый бред,

в предчувствии тихих и ласковых днях в октябре –

всё будет прекрасно — в четверг, через час, через миг,

оранжевой краской раскрашен приветливый мир,

а в небе безбрежном плывёт и блестит перламутр,

и живы надежды, и Бог милосерден и мудр;

и глупо не верить, что можно вернуться назад,

туда, где мой велик, сирень, и скамейка, и сад,

где дни голубые и неба июньского шёлк,

где будет, как и было, и будут все те, кто ушёл…

Как весело видеть каскады летящей листвы

и хочется выйти в осеннюю слякоть и выть,

и плакать навзрыд, и смеяться, и снова рыдать –

калитку закрыть и уйти неизвестно куда…

Путешествие 6

О как приятен ветер дальних странствий,

свобода, ощущение полёта,

когда летишь куда-нибудь Эйр-Франсом,

а не скупым родным Аэрофлотом –

Аэрофлот, конечно — чистый саспенс,

с ним можно прямо в рай влететь со свистом,

а мне важны комфорт и безопасность

Люфтганзы, Бритиш Эйрвэйз или Свисса;

вот я на днях летела в самолёте –

ну, бизнес класс, то-сё, летим; а рядом

сидит британец с томиком Делёза –

цилиндр, сигара, смокинг — всё как надо;

а я люблю читать чужие книги –

и в этот раз — склонилась и читаю

Делёза — а соседа как магнитом

притягивает чёлка золотая

моя и разлетевшиеся прядки

волос душистых, длинных и блестящих –

ну, думаю, нормально, всё в порядке,

попал британец на своё несчастье…

Я брюки не ношу принципиально,

а только мини, легинсы и шорты;

была я в узком платье от Cavalli

небесной красоты, не из дешёвых;

короче, едем. Подданный британский

сидит и не желает отстраниться;

я ж о ростках, ризомах, декадансе

читаю текст, страницу за страницей;

устав, слегка переменила позу

и вытянула ноги в сандалетах

от Prada, с педикюром синей бронзы –

сосед лишился чувств и с кресла съехал –

тут прибежал стюард и стюардессы,

давай его откачивать, беднягу,

а меж собой шептались — слишком, дескать,

народ стал впечатлителен и мягок –

ну я на них прицыкнула конечно,

хотела наорать, но воздержалась –

мол, эти ваши шутки — просто нечто,

и что соседа мне безумно жалко,

и что сама я в состоянье стресса,

и надо мне немедля что-то выпить,

подайте-ка мне, силь-ву-пле, шартреза,

чтоб стресс мой снять и из себя не выйти….

Британца между делом откачали

и даже где-то сзади уложили.

Летим. Тут я увидела случайно –

как в цирке — трюк, несовместимый с жизнью:

под потолком ко мне, как — непонятно,

летел британец, распластавши руки,

глядел по сторонам, и взгляд поймав мой,

со мною рядом в кресло грузно рухнул

и на меня уставился в молчанье,

разинув рот и выронив сигару –

хоть и болтлива я необычайно,

но тут сама лишилась речи дара;

уже потом, на правильном английском,

как нас в Москве учили в универе,

сказала, что ему бы надо виски –

ну то есть скотч — сейчас махнуть наверно;

опять к нему сбежались стюардессы –

кто скотч несёт со льдом, кто мне джин-тоник,

подушки, пледы, и еду, и прессу –

а он с меня всё глаз не сводит томных,

и диалог у нас какой-то нервный,

и тема для бесед нашлась одна лишь –

про время и пространство в постмодерне,

всеядность тела и шизоанализ;

нам стюардессы щедро наливали,

мы выкурили с ним его сигару,

болтали, флиртовали, трали-вали,

и прилетели в Шарль-де-Голль в угаре:

ни паспортный контроль и ни багаж я

не помню — что, когда и как — неважно,

но вроде нёс меня он где-то даже,

и был любезным, сильным и отважным;

довёз потом до Ритца на роллс-ройсе

и подарил Делёза на прощанье,

а в номер мне прислал лиловых роз и

записочку вложил I love u honey

Pls call me Sun. — и телефонный номер

на карточке, фамилия и имя –

и оказалось — имя было Norman,

а я его звала, конечно, William…

Ну а Делёз, к несчастью, плохо кончил –

болел бедняга именно тем самым,

и раз перешагнул через балкончик,

не выдержав страданий непрестанных –

судьба, увы, типичная: не стало

философа, марксиста, гегельянца

и гения, и интеллектуала –

бессмертно горе от ума и пьянства;

и вот сегодня я его читаю,

смотрю печально на Париж осенний,

пою себе под нос Felicita и

жду с нетерпеньем завтра — воскресенья…

А девушкам скажу я: