не время мешкать –

И, почему-то с замираньем сердца,

Купила я один флакон конечно,

И в офисе побрызгалась. И тут же,

Минут через пятнадцать, в коридоре,

Когда тащила стопку книг натужно,

А мыслями была в Кала-де Оре,

Я налетела со всего размаху

На незнакомца и сама упала,

Рассыпав книги и порвав рубаху,

Сломав каблук, очки и, вроде, палец –

Вскричав: о Боже! Что я за разиня! –

Возможно, не без лексики обсценной –

А он глазами цвета майской сини

Глядел на ужас этой мизансцены…

Он оказался нашим новым шефом.

Помог мне встать, ещё и книги поднял,

Но что мог значить этот трюк волшебный –

Так до конца, похоже, и не понял.

Но я-то знала! Дело в феромонах!

Мне феромоны подкосили ноги –

Не жаль мне было туфель старомодных,

Но очень жаль, что обломался ноготь…

Мне феромоны голову вскружили –

Я записалась в зал, потом на танцы,

И стала жить какой-то новой жизнью,

Ходить в театр, по выставкам мотаться,

Покрасилась и накупила шмоток,

Спина прямая и живот подтянут –

А шеф, гляжу, всё как-то странно смотрит,

И синий взгляд его какой-то пьяный –

Он, значит, тоже жертва феромонов!

Теперь ему в мешке не спрятать шила:

Он весь во власти чувств неугомонных!

А я духи ещё не додушила…

А шеф печальным стал, вздыхает тихо;

И я боюсь, что бедный плохо кончит

В горячке с бредом, чём-то вроде тифа…

Пожалуй я куплю ещё флакончик!

Декабрь

Декабрь уже готовится взорваться

петардами, сверканьем фейерверков,

бравурностью канкана, маршей, вальсов,

обилием закусок и десертов,

шарами, мишурой, вином, шампанским,

гирляндами и хрустом целлофана,

хрустальным блеском рюмок и стаканов –

декабрь для грусти не оставит шансов,

а череда январских дней весёлых

наполнит жизнью сонный наш посёлок,

где речка, лес и небо лечат нервы

измученных Москвой пенсионеров –

и в этой круговерти новогодней,

когда случиться может что угодно,

я все забуду — не забуду только,

как больно было сердцу прошлым летом,

да толку нету вспоминать об этом –

и мне не жалко старый год нисколько…

Межсезонье

не зима ещё не осень уже

мелкий дождик заливает окно

вместо неба серо-сизая жесть

вместо жизни прозябанье одно

ни влюбляться ни шутить не сезон

скучно грустно мне у тьмы в кабале

и гулять в такой сезон не резон

можно ноги промочить заболеть

и тогда настанет чёрная ночь

в голове огнём взойдёт менингит

и никто мне не захочет помочь

никому здесь дела нет до других

так что некому меня пожалеть

даже не с кем вместе выпить вина

в одиночестве я пью божоле

потому что межсезонье у нас

потому что в межсезонье у нас

звёзд на небе нет луна не видна

вот поэтому я выпью вина

и ещё налью и выпью одна…

Новогодний сонет

Дед Мороз, не приходи ко мне на праздник –

я пугаюсь доппельгангеров и глюков,

и существ антропоморфных всяких-разных –

что ни ночь, они идут меня баюкать –

до утра вокруг кривляются и вьются

в отвратительных обличьях безобразных

воплощённых искушений и соблазнов –

их до дрожи и до ужаса боюсь я;

Дед Мороз, и ты фантом обыкновенный,

как и эти горбуны и гулливеры

из оптических иллюзий и феерий –

в красной шапке, с шоколадкой Milky Way, но

за бутылку португальского портвейна

я готова хоть сейчас в тебя поверить!..

Гадание

Зажгу свечу, перемешаю карты

И погадаю на любовь и счастье –

И пусть за это карма страшной карой

Накажет — я не стану огорчаться;

Необъяснимы и волшебны чары

Лучей последних летнего заката:

Глоток александрийского муската

Согреет сердце и раскроет чакры;

Хоть нелегка любовь для предсказаний,

К тому же, карты врут — чего им верить?

Я всё равно раскладываю веер

Картинок на столе перед глазами –

И падает мне раннее свиданье –

Но я не верю карточным гаданьям..

Виноград

Унылая пора, очей очарованье…

Всё в золоте. Октябрь. Грустят в моём окне

Кусты последних астр, качая головами,

Стучит по стёклам дождь в осенней тишине;

Нет больше ничего под небом оловянным;

Не выразить печаль — оттенки слов бедней

Тонов палитры тьмы, теней, полутеней,

И потому печаль не выразить словами;

И я по вечерам топлю тоску в вине –

Промокший виноград, облезлый и поблеклый,

Утративший листву, крадётся по стене

Как тлеющий огонь — глядит в окно извне,

Трепещет на ветру, размахивает плетью –

Не пой, не пей, не плачь, красавица, при мне…

План

Я белую сову продам с аукциона –

С ней хлопотно: поить её, кормить

И когти стричь, чесать её и мыть

Мне больше никакого нет резона;

Сожгу в огне, чтоб не смущать умы,

Таро в коробке бархатной узорной,

Сушёных змей, мышей, коренья, зёрна

И череп страшный, порожденье тьмы;

В музей отправлю Брюсов календарь,

Магические книги, гороскопы,

Хрустальный шар в царапинах и сколах,

И гримуар, и прочий инвентарь –

Мне этого всего не жаль нисколько -

Оставлю только чёрного кота…

Шкатулка

На чердаке, таинственном и тёмном,

В шершавом кофре как из кожи Ктулху,

Средь тусклых фото тех, кого не помню,

В бумагах старых пряталась шкатулка;

Зачем открыла я потёртый купол

С цветком и иероглифом японским?

Зачем коснулась белокурых кукол,

Собачки, мишки плюшевого, пони?

Скрипя, пришла в движение сансара –

Очнулось ото сна чужое горе,

Чужая карма, тайна — писем пара

Вспорхнула белой птицей судеб горьких –

И зло и больно мой пронзила палец

Во тьме на дне дремавшая иголка.

Maritime Waltz

С веранды кофейни, прозрачный как призрак,

За лентой блестящей тирренской лазури,

В закатных лучах, неожиданно близко,

Мне виден окутанный дымкой Везувий;

А тот, кого жду я в тени кипарисов

И пиний кривых, будто связанных в узел,

На фоне слепящей воды серебристой,

Бежит через патио с видом безумца –

А тот, кого жду — как мальчишка беспечный,

Взлетает по лестнице, издали машет

Рукой мне, смеётся — и кажется, вечность

Закончилась. Взгляды встречаются наши –

Я чувствую: это последняя