– Я не есть хорошо иметь язык! – так, наверное, прозвучал мой вымученный ответ по-баскски. И какого, спрашивается, хрена этот торгаш вздумал обратиться именно ко мне? Я кивнул Васькину, приглашая его поотдуваться за нас. Предводитель торговцев озадаченно оглядывал нас обоих, силясь понять, кто же из нас главный. На мне, с учетом шлема и нагрудника, трофеи напялены поценнее, а у Хренио его полицейская форма незнакомого аборигенам фасона выглядит посолиднее.

У Васкеса тоже далеко не сразу вышло поговорить с собеседником – судя по его наморщенному лбу, задачка оказалась не из легких. Но в конце концов они вроде начали понимать друг друга, и испанец начал даже переводить для нас. Я не ошибся – бородач оказался главным на «купце», хотя наш горе-переводчик и не понял, был ли его собеседник хозяином судна или только начальником его экипажа. Впрочем, для нас это пока особой роли не играло. Так или иначе, почтенный Акобал, сын досточтимого Гискона из Гадира приветствовал нас и заверял, что не имеет к нам претензий за перехваченные нами прямо из-под его носа трофеи. Судя по кислым рожам его людей, он не врал – соберись он обмануть нас, его матросня была бы в курсе и искрилась бы улыбками до ушей. Правда, почтенный Акобал выражал сожаление о том, что мы не захватили ни одного из пиратов живым – он бы охотно купил у нас пленника за любую разумную цену. Да, да, не поскупился бы, поскольку проклятые лузитанские пираты в последние годы совсем обнаглели, а у пленника можно было бы выпытать весьма ценные сведения о них. Но что сделано, то сделано, на все воля богов, а пока предводитель торговцев приглашал нас на берег, где его люди разбили лагерь для отдыха и сбора добычи.

Мы переглянулись – момент был критический. Имена явно финикийские, да и Гадир – это финикийское название Гадеса, а за финикийскими купцами всякое водилось. Но почтенный Акобал поклялся Ваалом, Мелькартом и Астартой, что считает нас союзниками и намерен отнестись к нам соответственно.

– Его клятвам можно верить? – подозрительно поинтересовался Володя, когда Хренио перевел нам – уж очень явно люди финикийца зыркали на наши шмотки и раздевали глазами наших баб, особенно Наташку.

– Он поклялся своими богами, а с ними финикийцы не шутили, – задумчиво проговорила Юлька. – Похоже, что говорит правду.

– Да, похоже, – согласился и я. – Взгляните на эти недовольные рожи его матросни. Служивые явно не предвкушают ни поживы, ни развлечений с девочками.

При моих последних словах «девочки» возмущенно фыркнули. Но матросня в самом деле приуныла после клятвы своего предводителя, и это был хороший признак. Вряд ли простые матросы с простого торгового корабля обучены самообладанию североамериканских индейцев. Большинство «маленьких простых человечков» – обезьяны обезьянами, и скрывать свои эмоции они совершенно не умеют. А нам все равно нужно было рано или поздно легализовываться, и раз уж мы один хрен обнаружены – лучше сделать это сейчас.

Посовещавшись и прикинув все за и против, мы решили принять приглашение финикийца, о чем наш испанский мент его и уведомил.

Временный лагерь команда «купца» разбила прямо у пришвартованного к берегу судна. Им тоже досталось в столкновении с пиратами – человек пять были ранены, а в сторонке лежали двое убитых, которых как раз собирались хоронить. Но в целом настроение моряков было приподнятым. Как мы поняли из обрывков фраз – прежде чем почтенный Акобал грозным окриком велел матросне не болтать попусту – небольшая по финикийским меркам «круглая» гаула «Конь Мелькарта» только что вернулась – ну, почти вернулась – из какого-то весьма дальнего и опасного плавания, за которое их всех ожидала достаточно щедрая награда – если, конечно, боги окажутся милостивы и позволят доставить груз в целости и сохранности. Пока что боги были милостивы – ни бурь серьезных не послали, ни сильных и длительных встречных ветров, из-за которых плавание могло бы затянуться и экипажу могло бы не хватить запасов питьевой воды. Хвала богам, ничего этого не случилось, а теперь вот еще и лузитанским пиратам не дали себя ощипать, а ощипали их сами. Это, конечно, мелочь по сравнению с ожидаемой наградой, но все равно приятно. Вот такие вела команда судна разговоры, пока строгий начальник не пресек их – видимо, каких-то подробностей посторонним, то есть нам, знать не полагалось…

Сами мореманы в основной своей массе не показались нам похожими на финикийцев, да и говорили между собой на более-менее понятном нашему испанцу языке. То есть они явно были местными испанскими иберами – ну, за исключением разве только нескольких человек – и практически ничем не отличались ни от тех лузитанских разбойников, с которыми разделались не без нашего участия, ни от тех троих отморозков, которых мы порешили в первый день нашего попадания. Какие-то мелкие племенные различия, безусловно, должны были существовать, но мы-то ведь в них ни ухом, ни рылом. И кстати, как бы нам не пострадать от этого. Кем, а главное – чьими были те трое, нам ведь никто не доложил. Хорошо, если тоже залетные «гастролеры» или урки вне закона вроде беглых рабов, но кто даст гарантию? Что, если эти уроды окажутся вполне добропорядочными местными молодчиками, никому из местных ничего худого не сделавшими, а развлекавшимися лишь с бесправными и беззащитными чужаками? Это в родовом социуме предосудительным не считается, даже наоборот – молодец, не прозевал дарованной судьбой удачи. И плохи наши дела, если правда выплывет наружу, тут дело пахнет кровной местью, как на Кавказе, и Васкес, выслушав мои соображения, полностью с ними согласился. Обкашляв этот расклад всей компанией, мы решили своими первыми трофеями особо не светиться – от греха подальше, как говорится. Благо для постоянного ношения нам вполне хватает и сегодняшней «честной» добычи.

Нашу легенду почтенный Акобал «схавал» вполне доброжелательно и на «вшивость» проверять не стал. И пожалуй, даже не особенно-то и заинтересовался подробностями. Видимо, не только балтийский янтарь, но и британское олово в сферу его коммерческих интересов не входили. Я сперва машинально это дело отметил, но осознав, мысленно спохватился – как так? А какого ж тогда хрена, спрашивается, этот финикиец делает в Атлантике севернее Гибралтара? Плавание на гребных судах с многочисленным экипажем, который надо кормить и поить – дело накладное, и перевозимый товар своей ценностью должен эти расходы, а главное – связанный с путешествием риск, как минимум оправдывать. То бишь чем ценнее товар, тем лучше, дешевку же возить – какой смысл?

И если с южным направлением понятно, там Африка, а это золото, слоновая кость и ценные тропические породы дерева, то что на севере ценнее янтаря и олова? Меха куньих вроде соболей, куниц и горностаев, составлявшие ценнейшую часть экспорта средневековых Новгорода, а затем и Московии, в теплом античном Средиземноморье как-то не особо-то и популярны – нет еще пока этой характерной для Византии христианской привычки кутаться в одежку наглухо вне зависимости от климата, а значит, и спрос на них не столь уж велик, чтобы взвинтить цену на этот вполне возобновимый при умеренном промысле ресурс до небес. А вот олово и янтарь – совсем другое дело, и не просто ж так мы именно на них легенду нашей миссии завязываем – правдоподобнее для античного мира просто некуда. И Юлька вон тоже въехала, да на меня озадаченно глядит. Киваю ей едва заметно – типа тоже все понял и тоже с этого прихреневаю. По большому счету только знаменитый балтийский янтарь да богатые оловом и оттого не менее знаменитые британские касситериты и могут интересовать финикийцев на Севере, который для них в Атлантике – все, что к северу от Гадеса. Чем же тогда, спрашивается, этот явно крутой купчина таким сверхценным торгует, если янтарь и касситериты ему неинтересны?