– Ты врёшь! – верещит Ева, хватая брата за плечо. – Мы не банкроты!

– Отвали от меня! – рычит Марк. – И глаза разуй. У отца всё плохо. Поэтому мать с ним и разводится! Пока можешь наслаждаться жизнью в этом доме – наслаждайся, дорогая сестричка! Потому что дальше нас ожидает только бедность. Никаких бассейнов… Никаких устриц на ужин.

– Да пошёл ты! – выплёвывает девушка.

Я почти ушёл, почти переступил порог… И, кстати, совсем не удивлён всему тому, что сейчас наговорил Марк. Однако в той части столовой, которую я вижу, всё ещё находится мама Эли. Она поставила ведро с водой, чтобы сполоснуть там тряпку, а Марк пятится в опасной близости от этого ведра.

На моих глазах вдруг разворачивается такая «драма», что даже дыхание перехватывает. При любом раскладе я бы не успел ничего изменить…

Кажется, что все двигаются очень медленно, как в замедленной съёмке, но на самом деле это происходит буквально за полсекунды.

Марк пятится, а Ева ещё и пихает его в грудь. Парень задевает ведро. Оно переворачивается, расплёскивая воду. Ева поскальзывается и шмякается на пятую точку. Но пока летит, успевает вытянуть руки и схватиться за горничную, и та тоже неуклюже падает. Марк начинает орать на маму Эли, используя не самые лучшие эпитеты…

И во время кульминации этого «балета» по лестнице в гостиную спускаются Снежана и отец. Услышав шум, они сразу направляются в столовую. Мне же становится чертовски любопытно, чем всё закончится, и я остаюсь.

– Что здесь происходит?! – восклицает Горгона, едва успевая схватиться за отца, чтобы не рухнуть, поскользнувшись на мокром полу.

– Да она курица безрукая! – тычет пальцем в горничную Марк, а потом поднимает сестру с пола, бубня под нос: – Расставила тут вёдра посреди комнаты!

Ева корчится от боли, и Марк вдруг спрашивает с волнением:

– Как ты? Больно, да?

Даже поверить сложно, что эти двое сейчас вроде как ругались.

– Кажется, копчик хрустнул… – плаксиво протягивает Ева. – Это всё она виновата! – злобно смотрит на маму Эли.

Вот это я понимаю – талантливое исполнение роли! А самое главное – никто не хочет помочь горничной встать. Та неуклюже пытается это сделать, но её ноги разъезжаются, и все попытки оказываются напрасными. Я было дёргаюсь к ней, почти уже зайдя в столовую, но в последний момент торможу, потому что внезапно мой отец протягивает женщине обе руки, за которые та с благодарностью хватается. Она такая же стройная и невысокая, как Эля, поэтому отец её, конечно, с лёгкостью поднимает с пола.

И пока Горгона жалеет хныкающую Еву, папа помогает Элиной маме выбраться из лужи.

– Эй! Как там тебя?! – щёлкая пальцами, рявкает Снежана.

– Дарья, – тихо отвечает горничная. – Простите…

– Не прощу! – перебивает её Горгона. – Ты работаешь всего пару дней, а уже дважды получила замечания. Поэтому пакуй чемоданы, мы найдём кого-нибудь другого.

Что? Какого хрена вообще?..

Я всё-таки врываюсь в столовую. Неожиданно для всех собравшихся здесь, а в большей степени – для самого себя, встаю на защиту Дарьи:

– Да она здесь вообще ни при чём! Эти двое весь пол залили! Ты посмотри, в каком виде они разгуливают! Про полотенца не слышали, нет? – грозно смотрю на близнецов.

И вдруг просыпаюсь… Потому что перечить Снежане, да ещё и при отце, можно только во сне или в какой-то альтернативной реальности.

– Дамиан! – рявкает он. – Я же предупреждал тебя!

Да, предупреждал, и не раз. Но эти близнецы у меня в печёнках сидят последние несколько лет.

Лицо отца сейчас лишено каких-либо эмоций, но в глазах читается злость и, неожиданно, сомнение. Он пытается утихомирить Снежану, которая снова орёт на маму Эли и указывает ей на дверь. А близнецы наблюдают за действиями тётки с довольными лицами.

Меня это бесит и подстёгивает вновь «уснуть» и продолжить заступаться за Дарью, как бы грозно отец на меня не смотрел.

– Да Марк сам виноват, что не увидел ведро! – продолжаю я, приближаясь к близнецам. Сердито смотрю на Марка. – Давай же, не будь мудаком, скажи правду!

– Дамиан! – блеет Снежана. – Что ты такое говоришь?

– Какую правду? – фыркает Марк. – Что она разлила здесь воду? Тебя здесь не было, Демьян. Откуда ты можешь знать?

И лицо такое невинное делает… Словно не верить ему – просто кощунство!

– Знаешь, ты был так занят, обсуждая финансовые проблемы своей семьи, что меня просто не заметил, – бросаю ему небрежно.

Марк сразу затыкается, но начинает лепетать Снежана:

– Герочка, посмотри на своего сына. Моя племянница чуть не убилась, а он защищает прислугу! Скажи же хоть что-нибудь!

Вздохнув, отец переводит взгляд на меня. Я тут же говорю ему с пылом:

– Я всё видел, пап. Эти двое виноваты, а не горничная!

Он смотрит на Дарью. Та неловко мнётся на месте, поправляя блузку. Трёт локоть – видимо, ударилась. И её глаза, совсем такие же, как у Эли, сейчас полны испуга и отчаяния.

Я знаю, что сейчас отец скажет. Обычно это что-то типа: «По вопросам прислуги всё решает Снежана. У меня своих дел предостаточно». Однако в этот раз он меня удивляет.

– Дарья… переоденьтесь в сухую одежду и возвращайтесь к работе, – говорит каким-то хриплым голосом. – И позовите кого-нибудь из персонала, чтобы вытерли здесь пол.

Мама Эли быстро ретируется, а я, не скрывая восторга, смотрю на Снежану. У неё трясётся нижняя губа, а взгляд становится как у побитой собаки.

– Герочка… Ты что делаешь?.. Я же сказала, чтобы она убиралась отсюда!

Никогда не понимал, как в человеке может помещаться столько лицемерия! Она просто стерва с людьми из прислуги. И такая бедная овечка с отцом… А со мной и Русом играет в обиженную мачеху, которую мы не хотим считать мамой. Мамой! Ей всего двадцать девять, между прочим! Какая, к чертям, мама?!

– Сейчас ты несправедлива, – спокойно отвечает отец, направляясь в гостиную.

Снежана семенит за ним и сбивчиво тараторит:

– Эта Дарья мне не нравится. Ты же