– Масалама, Нала!

Наверное, это означало «До свидания!».

Обнаружив, что у нас кончилась питьевая вода, я отправился следом за девочками в гостиницу пополнять запасы. Где-то я читал, будто вода из термальных источников, несмотря на отталкивающий запах, ничем не хуже питьевой, но интуиция подсказывала мне, что пытаться напоить Налу такой водой – дохлый номер.

Чем ближе я подходил к зданию, тем сильней во мне крепло подозрение, что это не простая гостиница. На балконах рядами висело стираное белье, в гамаках спали какие-то люди, а внутри женщины готовили в камине кролика. Коридор выглядел тоскливо. Мебели не было, только два кожаных дивана сиротливо ютились в углу. Там сидели мужчины и смотрели телевизор, что-то оглушительно вещавший на арабском языке.

Я уже хотел обратиться к ним, как вдруг возник паренек с небольшим подносом, заставленным чашками с чаем. Увидев меня, он очень удивился.

Я показал на бутылку, затем на Налу на плече и сказал:

– Для моей кошки.

Оказалось, что паренек знает немного английский.

– А, воды! О’кей! – отозвался он. – Я сейчас.

Расставив перед мужчинами чашки, паренек поманил меня за собой.

Мы пришли на кухню, и он нацедил мне воды из огромной пластиковой бочки. На вид вполне годная для питья.

Я огляделся. Кухня находилась в плачевном состоянии: стены в пятнах, краска шелушится, оборудование проржавело – все запущено.

– Что это за место такое?

– Гостиница. Была.

– Гостиница? А сейчас?

– А сейчас лагерь беженцев.

Я опешил. Всегда наивно полагал, что лагерь беженцев – это неизменно мрачный палаточный городок, огороженный высоким забором с колючей проволокой. В сравнении с наспех возведенным палаточным городком это место было просто пределом мечтаний любого беженца. Хотя я не мог представить себе, каково это быть запертым в одном, пускай и настолько прекрасном месте.

– Спасибо, – сказал я и двинулся к выходу, не зная, что еще добавить.

Я решил приглядеться к беженцам и в палатку вернулся кружным путем.

Странная царила атмосфера. С одной стороны, были дети. Они выглядели такими счастливыми, что складывалось впечатление, будто их ничего в этом мире не беспокоит: кто-то нырял в бурлящий поток реки, а кто-то играл в футбол на заднем дворе гостиницы. С другой стороны, были родители этих детей. Они сидели группами на камнях, сломанных стульях и что-то тихонько обсуждали – никакой беспечности на их лицах не было и в помине. Не желая мешать, я ретировался к палатке, чтобы поужинать с Налой. В тот день я проехал прилично, и с наступлением сумерек меня сморил сон.

Наутро Нала разбудила меня чуть позже обыкновенного. Открыв палатку, я не поверил своим глазам: рядом с велосипедом стоял пакет с апельсинами, помидорами, хлебом и водой – одним словом, полноценный завтрак.

«Что за чертовщина? – подумал я, ошеломленно разглядывая продукты. – Гостинец от беженцев? Наверняка последним поделились!»

Утро выдалось ясное. Я сидел у палатки и наслаждался угощением. Хлеб и фиговый джем были просто созданы друг для друга!

После завтрака я решил осмотреть велосипед: последние километры меня сильно беспокоила цепь. Не успел я перевернуть трек, как появились вчерашние девочки с двумя подружками.

– Нала! Нала! – возбужденно повторяли они, обращаясь к подружкам и показывая на мою спутницу.

Я разрешил девочкам поиграть с Налой и сфотографировался с ними. На снимке девочки получились такими счастливыми, что даже не верилось, будто они дети беженцев. Хотя откуда мне знать, может, бежали они от жизни гораздо худшей! Я и представить боялся, что их заставило покинуть родные края и через что им пришлось пройти, прежде чем они оказались в Фермопилах.

Пока я возился с велосипедом, ко мне подошел мужчина средних лет в потертых джинсах, толстовке и потрепанной бейсболке. Мужчина немного поболтал с девочками, а затем обратился ко мне – мягко, на уверенном английском языке. Спросил, нужна ли помощь, а я ответил, что вроде справляюсь. Тогда он сел на траву рядом по-турецки.

– Откуда ты родом?

– Шотландия.

– А! Волынки! – воскликнул он, улыбнулся и, зажав ладонь под мышкой, попытался выдать звук, но, к счастью, у него ничего не вышло.

– Да, волынками мы гордимся.

– А куда ты держишь путь? Афины? Салоники?

– Мы с Налой едем вокруг света.

Мужчина обернулся посмотреть на Налу, резвившуюся с девочками, а через мгновение снова поглядел на меня и улыбнулся.

– В Коране говорится, что Магомет молился с кошкой на коленях. Однажды, обнаружив кошку спящей на рукаве его халата, Магомет отрезал рукав, дабы не тревожить ее сон, – сказал мужчина, продолжая улыбаться. – Считается, что если ты любишь кошек, значит ты верующий.

Я кивнул. Наконец-то до меня дошло, почему Налу прямо-таки боготворили в Албании.

– Ты поедешь через Турцию? – вдруг спросил мужчина.

– Да, если все пойдет по плану.

– Турки по достоинству оценят твою кошку, – произнес мужчина, а затем его улыбка вдруг погасла. – Но держись подальше от северной границы с Сирией.

– Вы оттуда?

Мужчина медленно кивнул.

– Ужас, что сейчас там творится, – сказал он, глядя себе под ноги. – Просто ужас.

За последние пару лет я видел много репортажей про сирийских беженцев, спасавшихся от перестрелок и бомбежек. В Грецию они переправлялись на лодках. «Настоящий ад, – подумал я. – Страшно даже представить, что они пережили».

– Вы все здесь из Сирии?

– Нет. Есть беженцы из Ирака. Курды. Мы в ловушке.

– В ловушке?

– Нас не пускают дальше. Нам бы хотелось в Германию. Или Швецию. Или Шотландию, – улыбнулся мужчина. – Но ни одна из стран – соседок Греции не открывает нам границы.

Я немного слышал об этом. Балканские страны отказывались пропускать на свою территорию беженцев. Именно поэтому эти люди застряли в Греции: в Северную Европу их не пускали, а в Сирию возвращаться было страшно.

– Ну, здесь не самое плохое место, – попытавшись разрядить атмосферу, сказал я.

Мужчина огляделся вокруг:

– Тут раньше гостиница была.

– Ага, – отозвался я. – Мне уже рассказали.

– Греческое правительство разрешило нам пожить тут. Теперь здесь наш дом. Организовали даже маленькую библиотеку для детей, – сказал мужчина и вновь заулыбался, глядя на играющих с Налой девочек.

Но в следующее мгновение улыбка опять потухла.

– Возможно, нас попросят скоро уйти отсюда. Может, в Турцию, а может, еще куда.