Ей казалось, что если она выполнит пожелание отца и выйдет замуж за лорда Юстеса, то в будущем ей практически не придется встречаться с герцогом. Она почти не сомневалась в том, что и сегодня лорд Юстес предложил ей послушать свой памфлет потому, что ему хотелось пометать ей видеться с его братом.

Всякий раз, когда эти двое аристократов встречались, было видно, что у них нет ничего общего. Беттина подозревала, что лорд Юстес обиделся ее решению пойти на мостик, а не с ним, чтобы слушать его чтение, — и что он еще даст ей почувствовать свое недовольство.

«Но я пока что не его собственность!» — решительно сказала она себе.

И тут Беттина живо представила себе, что всю оставшуюся жизнь должна будет выслушивать его гневные тирады по поводу транжирства и роскоши и заниматься почти исключительно теми людьми, которые живут в отчаянии и бедности, — и ей стало не по себе.

«Нехорошо так думать, — укорила она себя. — Мне надо постараться относиться к его интересам с сочувствием».

Но тут они поднялись на мостик, и Беттина заставила себя забыть о лорде Юстесе и его проблемах.

Все, что показывал ей герцог, было новым, интересным и волнующим. Все ей предстояло увидеть впервые!

Словно ощутив ее радостное нетерпение, герцог посмотрел на нее с доброй улыбкой — как смотрят на ребенка, которого первый раз взяли в цирк.

«Он просто чудесный! — решила Беттина. — Он сам — такой же необыкновенный человек, как все, что ему принадлежит».

Беттина проснулась очень рано с таким чувством, будто должно произойти нечто необыкновенное.

Была среда — семнадцатое ноября. Невозможно было поверить, что в эту минуту в Лондоне стоит туман или, может быть, идет первый зимний снег: ведь за стеклом иллюминатора все было залито ослепительным золотым солнцем!

«Юпитер» уже давно вошел в Средиземное море, и с каждым днем они подплывали все ближе и ближе к Суэцу. И с каждым днем Беттина испытывала все более радостное и нетерпеливое предвкушение того, что ждет впереди.

Она почти не обращала внимания на то, чем заняты остальные гости герцога. Ей больше всего хотелось любоваться морем — таким ярко-синим, каким изображают одежды Богоматери живописцы.

Иногда вдали можно было увидеть линию берега. На днях герцог опять пригласил ее на капитанский мостик, и через подзорную трубу ей удалось увидеть Африку.

Все было так интересно и увлекательно, что лицо ее сияло от радостного волнения. Большинство пассажиров яхты смотрели на нее с нежностью во взглядах: так обычно смотрят на ожидающего праздник ребенка.

Беттине все труднее становилось выслушивать сетования лорда Юстеса на тяжелую жизнь обитателей трущоб и ужасаться его леденящим кровь рассказам о том, как плохо обращаются со стариками и какими невежественными растут дети.

Девушка мысленно укоряла себя за то, что половину того, что он ей читал и говорил, она попросту не слышала, потому что внимание ее в это время занимали совершенно другие мысли.

«Мне следовало бы относиться к этим вещам серьезнее», — постоянно напоминала она себе.

Но просто невозможно было сосредоточиться на таких неприятных вещах, когда какая-то неистребимая радость переполняла ее сердце и она готова была петь и танцевать, простирать руки к кружащим вокруг мачт чайкам и дельфинам, чьи блестящие спины ей порой удавалось разглядеть среди гребней волн.

У нее не было больше возможности еще раз остаться с герцогом наедине и поговорить с ним — леди Дейзи была очень бдительна и не выпускала его из виду — до вечера третьего дня, когда Беттина незаметно выскользнула на палубу после того, как дамы разошлись в свои каюты готовиться ко сну, а джентльмены задержались за карточными столами.

Беттина опасалась, что лорд Юстес заметит ее и выйдет следом, поэтому она старалась держаться в тени надстройки, пока не добралась до своего любимого места на корме.

Там она перегнулась через перила, любуясь фосфоресцирующей водой, свечение которой казалось настоящим волшебством, и звездами над головой, такими необыкновенно яркими в этот вечер, что небеса представились ей огромным куполом, затканным золотом. Беттина стояла так довольно долго, наслаждаясь тихой теплой ночью. Она была глубоко потрясена открывшейся ей красотой и решила, что в этом есть какое-то знамение лично для нее.

И тут знакомый голос рядом с ней проговорил:

— Почему-то я был уверен, что вы не устоите и придете сюда.

Беттина не стала оборачиваться, но она остро почувствовала присутствие герцога, который облокотился на перила так, что его плечо оказалось совсем рядом.

— Какая необычайная красота! — тихо сказала она.

— И что она для вас значит?

Беттина не ответила, и спустя несколько секунд он добавил:

— Большинство людей сказали бы, что это зрелище заставляет их чувствовать себя жалкими и одинокими в этом величественном царстве природы.

В его голосе прозвучали циничные нотки, но Беттина не могла знать, что с помощью такой стереотипной фразы женщины неизменно приглашали его утешить их в своих объятиях и поцелуями прогнать одиночество.

— Нет, я так себя не чувствую, — ответила Беттина.

— Неужели?

— Меня эта красота, — медленно проговорила она, — заставляет радоваться и благодарить Бога за счастье быть в живых и все это видеть!

Ей показалось, что герцог не сможет ее понять, и она поспешно пояснила:

— Ученые говорят, что, возможно, у каждой из звезд есть другой мир, другие планеты. И когда я смотрю на небо, я думаю, как это чудесно, что я здесь и что я живу!

Говоря это, она подняла лицо, и ее нежные черты осветились небесным светом, а звездное сияние посеребрило ей волосы.

Герцог не шевелился, пристально глядя на нее.

— И такое бесчисленное множество людей, заселяющих планету, не заставляет вас остро ощущать собственную малозначимость? — спросил он.

Беттина покачала головой.

— Нет, это заставляет меня вспомнить историю о том человеке, который спросил Будду, сколько раз ему предстоит родиться заново… Вы помните этот рассказ?

— Нет. Расскажите мне его, — попросил герцог.

— Будда, — начала свой рассказ Беттина, — сидел однажды под огромным баньяном. Вы, наверное, знаете, что на баньяне листьев больше, чем на других деревьях. К нему подошел некий мужчина, который спросил:

— Скажите мне, мой господин, сколько жизней предстоит мне прожить, прежде чем я достигну вечной мудрости?

Будда немного подумал, а потом ответил:

— Столько, сколько листьев на этом баньяне!

— Так мало? — воскликнул человек с нескрываемой радостью. — Какое счастье!