Зима 1979 года. Северная Карелия, лесозаготовительный участок 909-го военно-строительного отряда

А зимой наш экскаваторщик Вася Шустер работал поваром. Его колесный экскаватор с маломощным дизелем «Д-65» не мог прогрызать мерзлый песок, зимой в карьере работал только мощный экскаватор на гусеничном ходу Жени Кравца.

Об украинских борщах Васи ходили легенды, и даже наш комбат, полковник, приезжая в лес, специально старался отобедать у Васи Шустера. У других поваров он даже пробу не снимал, уезжал на «уазике» обедать в гарнизон.

Так вот, как-то раз в вагончик-камбуз зашел ротный, капитан.

— Шустер, ты там мечи половником в миски пореже, еще четыре бригады не обедали. Хватит у тебя на всех?

Вася посмотрел в котлы с первым и вторым, озадаченно почесал в затылке и скомандовал помощнику:

— Стажер, два ведра воды из проруби! Быстро! По ведру в котел с первым и вторым. — А потом повернулся к ротному и сказал: — Хватит на всех, товарищ капитан, отвечаю.

Весна 1981 года. Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа, 909-й военно-строительный отряд

Часть 1-я

В военкоматах призывникам при отправке всегда говорят: «Мы направляем вас в хорошие части, служба у вас будет легкой». Но давно известна расхожая истина: не так важно, в какой части ты служишь, главное — на каком месте. Место, местечко должно быть теплым. То есть с возможностью забить на службу и разные там наряды-караулы, выполняя легкие, необременительные обязанности. А если при этом еще и в казарме не надо ночевать — вообще кайф. Эти местечки — баня, столовая, клуб, медсанчасть, кочегарки и пр. Штаб… ну, это где как. Место, конечно, хорошее, но и начальство рядом. А потому штабные солдатики, несмотря на всю борзость и опухлость, на губе чаще других бывают. Но самое далекое от военной службы место в прямом и переносном смысле — это подсобное хозяйство. Солдаты подхозов вообще имеют самое смутное представление о службе. Не очень помнят в лицо своих ротных командиров, не говоря уж про сослуживцев-солдат. Все, ну или почти все солдаты стремятся попасть на такие теплые места. Но не всем это удается. Чемпионами по прорыву на теплые местечки у нас на Хапе, как и везде в Вооруженных силах, были лица южных национальностей. Поначалу. В результате: котельная в клубе взорвалась, трубы отопления в казарме разморозились, койки в санчасти постоянно были заняты «больными» земляками, кинопроекторы сломались и т. д. В общем, полный развал и бардак в хозяйственной деятельности. И только грузины в пекарне выпекали изумительный по вкусу душистый хлеб. В конце концов из хозвзвода (хозсброда) кавказцы были командирами изгнаны, а на освободившиеся места были распределены рачительные и трудолюбивые молдаване и хох… э-э-э… лица юго-восточно славянской национальности.

Но все хорошее когда-то кончается. Дембельнулись «с подсобного хозяйства» его смотрящие к себе в благословенную плодородную Украину (храни ее судьба!). И на их место пришли два шустрых, наглых, горластых военных строителя с Новгородчины. К своему небогатому жизненному опыту они до армии уже успели прибавить по одной судимости.

Часть 2-я

Начпродом в отряде был прапорщик Паршин, прозванный солдатами Поршнем. Сам начпрод вместе с отрядом дислоцировались в 50 километрах от Хапы, в поселке Новый Софпорог. Но Поршень частенько наведывался на Хапу — проверить состояние столовой, продсклада и подхоза. Как раз в то время в СА ввели новое воинское звание «старший прапорщик». И Поршень первым в нашем отряде получил третью звездочку на погоны без полосок. Вместе со звездочкой он получил также новую кличку — Страшный Прапорщик. Тогда ему очень хотелось, чтобы солдаты Хапы обратили внимание на его новое звание.

— Эй, воины! Почему честь старшему по званию не отдаете? — строго сказал он солдатам, сидящим на скамейке перед казармой и разливающим одеколон в эмалированные кружки.

У нас на Хапе честь не отдавали даже полковникам, но мы поняли, что Поршень просто хотел, чтобы заметили его повышение. И из уважения к пожилому человеку (сорок ему всего-то было, но для нас тогда — старик) мы небрежно козырнули ему: не вставая, кто левой рукой, кто правой, не выпуская кружек из рук. А Коля Рыженков махнул рукой у пилотки, даже не прервав процесс проглатывания одеколона.

Проследовав мимо нас, Поршень зашел на продсклад. Поздоровавшись с ним, мимо прошла жена одного из хапских офицеров с мешком картошки. Поршень тут же налетел на солдата:

— Ты почему картошку офицерским женам раздаешь? Их мужья неслабые пайковые надбавки получают, да еще северные, да за выполнение плана.

Почему, почему… Если солдат не даст ей картошки, завтра же ее муж, он же ротный командир, поставит на склад другого солдата.

— Понимаете, — начал оправдываться боец. — Они приходят и просят и просят…

— А ты так делай: она у тебя начнет просить, а ты у нее попроси. Она тебе даст, тогда и ты ей — картошки, гы-гы-гы…

Идовольный своим чувством юмора, Поршень пошел дальше, на подсобное.

Для определения состояния подхозных свинюшек у него был свой, опробованный годами службы метод. Если хрюшки в клетках орут — значит, голодные. Или неубрано у них. Когда они сыты и довольны — визжать не будут, а будут лежать на боку на чистой соломке, похрюкивая. И если свиньи орут — горе военным свинарям! Завтра они уже будут осваивать полезную в народном хозяйстве специальность сучкоруба, вальщика леса или чокеровщика.

Когда Поршень вошел в свинарник, то там мгновенно стало тихо. Прапорщик прошелся по клеткам — хрюшки не лежали, сыто прикрыв глаза, а стояли, прижавшись к стенке. Но молчали. И старший прапорщик вышел на улицу, довольный результатами инспекции.

Часть 3-я, заключительная

Солдаты из подсобного давно знали, что Поршень определяет удовлетворительность их работы по визгу поросят. Точнее — его отсутствию. И все процедуры по уходу за животными начинались одинаково: солдаты раскатывали пожарный шланг, включали насос и окатывали свиней ледяной водой. И вот тут-то начинался истошный, леденящий душу визг. Менее чувствительные натуры могли бы разрыв сердца получить от жутких воплей. Впрочем, на здоровье свиней это вредно не сказывалось, те только чище становились. И закаленнее. Но я бы свою домашнюю хрюшку пожалел таким образом закалять.

И со временем, как только открывалась дверь в свинарник, хрюшки испуганно замолкали, с ужасом ожидая водяной экзекуции: «Только бы не нас, только бы не заглянул в нашу клетку, мимо прошел!»

Зима 1980 года. Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа, 909-й военно-строительный отряд

— Скутин!

От неожиданности я вздрогнул и громко крикнул:

— Я!

И чего это вдруг? Ведь до моей фамилии в книге вечерней поверки еще полсписка. Сейчас прицепится, козел.