дюймов от её груди, пока он пробегался пальцами по клавишам рояля. – Почему вы не пользуетесь ими постоянно?

Выражение её лица, обращённого к нему в профиль, ничуть не изменилось.

– Это мыло, а не духи.

– У меня в поместье производят грушевое мыло. Как и в поместье брата.

– Да, горничная, которая принесла его, чтобы я могла освежиться, упомянула об этом. – Её ничуть не смущала ни близость Дилана, ни интимный предмет гигиены, который они обсуждали. – Мистер Мур, – сказала Грейс, – если вы не хотите говорить о своей дочери, я оставлю вас наедине с вашей музыкой.

Она начала было подниматься со скамьи, но он остановил её, любезно предупредив:

– Если вы пошевелитесь, Грейс, я вас уволю.

Она снова опустилась на скамью рядом с ним.

– Это шантаж.

– Шантаж – довольно грубое слово, – ответил Дилан. Глядя на неё и улыбаясь, он вернулся к гамме. – Я бы назвал это рычагом воздействия.

– Пожалуйста, не... – Грейс осеклась, прикусила губу и отвернулась от Дилана. Через мгновение она проговорила: – Я бы предпочла не обсуждать с вами такие интимные темы, как моя личная гигиена.

Ему нравился её голос. Даже когда она пыталась выразить неодобрение, что, по правде говоря, у неё не получалось. Интересно, знала ли об этом Грейс. Её голос успокаивал и звучал мелодично, словно журчание лесного ручья.

– Хорошо. Давайте обсудим то, что вы хотите, – закрыв глаза, проговорил Дилан.

– В детской пусто, – сказала она, – и Изабель сообщила мне, что её комната находится на втором этаже. Маленькие дети должны спать в детской. Будет ли приемлемо переселить Изабель туда? Вместе с няней, естественно.

– Переселяйте, если хотите, но у неё нет няни. Вам придётся её нанять.

– Хорошо. Могу ли я приобрести подходящую мебель для детской?

– Например?

Грейс принялась перечислять всё, что требовалось для детской комнаты: мебель, книжные полки, чайный столик, грифельные доски, буквари, книги, игры, головоломки, карты, и по мере того, как она говорила, шум в его голове начал стихать. Дилан перестал играть и просто слушал её голос.

– У Изабель очень мало одежды, – продолжала Грейс. – Всего два дневных платья, а третье – для воскресных выходов. Я бы хотела отвести её к портнихе. Вы не имеете возражений?

– Никаких. Пусть Осгуд оформит счета на имя Изабель у соответствующих модисток и покупайте для неё всё, что ей необходимо. И обставьте детскую на ваш вкус. Список магазинов на Бонд-стрит, где у меня есть счета, спросите у Осгуда. Что касается спальных мест, я надеюсь, вам понравилась ваша собственная комната?

– Да, она прекрасна.

– Вам что-нибудь нужно? Если да, то вам стоит лишь сказать Осгуду или миссис Эллис.

– Спасибо. – Она снова сменила тему, как только разговор зашёл о ней самой. – Я хочу составить для Изабель учебный план, но для этого мне нужно знать, что она изучала до сих пор.

– Не знаю. Думаю стоит спросить об этом Изабель.

– Я спросила.

Учитывая его собственный опыт, было нетрудно догадаться, чем закончилась беседа Грейс с его дочерью.

– И?

– Она не захотела обсуждать своё предыдущее обучение, но без колебаний рассказала мне, чем хочет заниматься отныне. Изабель не желает изучать математику и категорически против коллекционирования бабочек или изучения немецкого языка. Что касается остальных женских навыков, скажем так: она от них не в восторге. Изабель хочет играть на пианино и сочинять музыку. И больше ничего.

– Она исполнила для вас что-нибудь?

– О, да. Сонату, два концерта и серенаду, всё собственного сочинения. Говорит, что начинает работу над симфонией.

Дилан почувствовал прилив гордости, что было довольно странно, поскольку он едва знал Изабель.

– Она очень талантливая девочка.

– Так и есть, но я подозреваю, что её главный талант заключается в способности добиваться своего. – Она сделала паузу, затем иронично добавила: – Видимо, во многих отношениях она похожа на своего отца.

Дилан рассмеялся. Грейс неожиданно тоже. Он повернулся к ней, залюбовавшись улыбкой, осветившей её лицо.

– Впервые вижу, как вы улыбаетесь.

Не долго думая, Дилан протянул к ней руку.

Как только кончики его пальцев коснулись её щеки, улыбка тут же исчезла. Он замер, глядя в необыкновенные глаза Грейс, зелёные и прекрасные, как сама весна. Весна – время, когда природа обновляется, всё вокруг расцветает. Вот бы и Дилан смог почувствовать себя новым человеком.

Он всю жизнь барабанил по клавишам пианино, поэтому пальцы стали мозолистыми, а девичья кожа на ощупь была неимоверно нежной. Он обхватил ладонью щёку Грейс. Коснулся большим пальцем её губ. Его овеял восхитительный аромат груши, шум в голове превратился в приглушённый гул, а затем и вовсе затих. Несколько благословенных мгновений Дилан не слышал абсолютно ничего.

Он закрыл глаза. Перестал дышать. И не шевелился. Дилан так давно не слышал тишины, что забыл, на что она похожа. А похожа она была на рай.

Она попыталась открыть рот, но Дилан не дал.

– Тихо, – сказал он резким шёпотом. – Не сейчас. Не разрушай.

Дилан ощущал её дыхание на своём пальце, весь в ожидании. Он хотел вычерпать из неё музыку и перенести на бумагу. Хотел попробовать Грейс на вкус, хотел почувствовать покой, который снизойдёт на него после.

Шум возвращался. Отчаянно пытаясь его заглушить, Дилан убрал большой палец и приподнял её подбородок. Шум становился громче, но в тот момент, когда его губы коснулись её, это перестало иметь значение. Господи, какая же она сладкая. Словно мёд.

– Нет, – приглушённо проговорила она, но он расслышал и открыл глаза.

Грейс соскользнула со скамейки у пианино и оказалась вне его досягаемости. Она попятилась от него, отходя к противоположному концу длинного рояля. И молча уставилась на Дилана.

– Грейс, – как можно ласковее проговорил он. – Вернись.

Она покачала головой, сделала два шага назад и развернулась. Затем распахнула двери и ушла. Он не стал ей препятствовать.

После себя она оставила грушевый аромат и кое-что ещё. Дилан машинально опустил руку на клавиши и рьяно сыграл быстрый, напряжённый отрывок, но не тот, который всегда слышал в присутствии Грейс, а суровую серию нот в тональности до минор. Он понял, что только что создал вступление к первой части симфонии. Мужской лейтмотив. Музыка, вдохновлённая Грейс пять лет назад, была женским лейтмотивом, который должен последовать за мужским.

"Конечно", – подумал