принося еду бессменному часовому, шепотом признавалась, что ей очень, очень страшно, и в воздухе пахнет большой бедой. Воздух в коридоре пах другим, но Кабанов и сам чувствовал, что так долго продолжаться не может, и очень скоро накопившиеся эмоции выплеснутся наружу.

Он правильно думал. Неожиданно закончилась еда. Окончательно. Было съедено всё, до последней печенюшки и сгрызено всё, до последней карамельки. Вдобавок к этому какая-то сволочь по злому умыслу или по неосторожности опрокинула ночью бак с водой. Обитателей подземелья ждали муки голода и жажды.

– Когда же это всё кончится?! – митинговали женщины. – Мы хотим работать и зарабатывать!! Мы хотим жить по демократическим законам!!

Бывший уже почти не вылезал из-под стола, лишь изредка высовывал оттуда костлявую руку, размахивал оранжевым чулком и хрипло призывал к решительным мерам. Командор пребывал в приподнятом настроении. Он долго любовался своим отражением в осколке зеркала, выбирая из засаленных усов хлебные крошки и селедочные косточки, потом причесался, и в качестве знамения грядущих перемен повязал на лоб оранжевый чулок, который отобрал у Бывшего. Похоже, что Командор готовился к торжественному возвращению во власть.

Кабанов тоже волновался. Но былого страха перед Командором он уже не испытывал. Последняя стычка показала, что силы их приблизительно равны. Но у Кабанова помимо всего была высокая цель. Он рвался к свободе как одержимый. У него началась агония. Он больше не мог жить здесь, не мог видеть эти отвратительные хари, не мог дышать вонючим спертым воздухом. Но путь к свободе пролегал по телу низвергнутого Командора. Митингантки заводили противоборствующие стороны, как бойцовских петухов. Они маршировали по всему подземелью, гремели в такт шагам кастрюлями (которые потом надели себе на головы) и требовали хлеба. Командор внимательно выслушивал требования народа, кивал и принимал позу Наполеона, ожидающего ключ от врат Москвы. Кабанов, как только грохочущие женщины приближались к нему, швырял в них песком.

8

И, наконец, чаша терпения переполнилась. Изнемогающий от жажды, которая стократ усилила его бойцовский дух, Кабанов оставил свой пост и кинулся в мастерскую. Командор с целью самозащиты схватил табурет, но Кабанов даже не заметил его и перемолол мебель в щепки. Сбив Командора с ног, Кабанов взвалился ему на грудь и принялся душить.

– Ключ давай!! Ключ!! – неистово кричал Кабанов, всем своим весом наваливаясь на скользкое, как ощипанный гусь, горло Командора.

Тот хрипел, пускал пузырящиеся слюни, и как мог сопротивлялся. Этот драматический момент необыкновенно развеселил жителей подземелья. Образовав вокруг дерущихся живое кольцо, беспрерывно звеня кастрюлями, ложками и кружками, они принялись хороводить, и при этом затянули свою извечную «маму-миму», но уже в темпе эфиопского рэпа. Командор начал задыхаться и, спасая свою жизнь, схватил Кабанова одной рукой за волосы, а другой – за губу. У Кабанова от боли потекли слезы из глаз, и он вынужден был ослабить хватку. Командор только этого и ждал и, швырнул жменю песка в лицо противника. Кабанов сам не заметил, как оказался под Командором. Положение его было аховым. Командор замахнулся кулаком и точным ударом расквасил Кабанову нос. Заливаясь кровью, Кабанов стал вращать зрачками в надежде увидеть Зойку и подать ей сигнал бедствия. Но Зойке не надо было ничего подавать, она выплясывала рядом с головой Кабанова, все прекрасно видела и с энтузиазмом колотила кружкой в сковородку, вместо того, чтобы этой сковородкой двинуть Командора по темечку.

Кабанов взвыл от боли и отчаяния. Он погибал в жутком, оторванном от цивилизации мире, глубоко под землей, среди жутких людей. Такая желанная, такая чарующая свобода отдалялась от него все дальше и дальше, и ее белые крылья уже растворялись в смоляной черноте свода. И вся плоть Кабанова, весь его истерзанный истосковавшийся дух рванулись следом за ней. Это была судорога; умирающая душа дугой выгнула похудевшее, натренированное тело Кабанова, и он встал в классический борцовский «мост». Командор, не удержавшись на Кабанове, свалился с него, словно с дикого мустанга, и ударился головой о ножку стола. Воспринимая случившееся как чудо, Кабанов проворно вскочил на ноги и прыгнул Командору на грудь. Тот охнул, побледнел и закатил глаза. Сопротивление Командора было сломлено. Кабанов уже без усилий душил его, наматывал ему на горло оранжевый чулок и страшным, лающим голосом, кричал:

– Ключ давай!! Ключ давай!!

– Сдаюсь! Сдаюсь! – захрипел Командор.

Кабанов отвалился в сторону. Он был измотан борьбой, но его тело пело и ликовало. Командор с трудом поднялся на четвереньки и, пошатываясь, отполз под стол Зойки. Там он долго расстегивал ширинку, потом по локоть просунул руку в штаны и после настойчивых поисков вытянул из каких-то потайных глубин заветный ключ. Как только он оказался в руке Кабанова, все бурно зааплодировали, включая и самого Командора.

– Да здравствует новый Командор! – возопила Толстуха и отметилась на щеке Кабанова жирным поцелуем.

– Это достойный продолжатель нашего дела! – сверкая розовыми деснами, вторил Бывший.

– Что посеешь, то и пожнешь! – шлямкнула из-под платочка Полудевочка-Полустарушка. – Ну-ка, девчонки! Запевай!

Мастерскую наполнили звонкие, но нестройные голоса. Зойка разрыдалась от счастья. Пользуясь всеобщим ликованием, Командор умыкнул у нее кусок красной ткани и прицепил ее под столом в качестве занавесочки.

«Я сумел! Сумел сделать это!» – думал Кабанов, оглушенный счастьем. У него немного кружилась голова, а тело казалось таким легким, словно вот-вот готово было взлететь под потолок. Ничего подобного он никогда не испытывал в своей жизни. Сам, без чьей-либо помощи, благодаря своим личностным качествам, начиная с полного нуля, Кабанов поднялся на высшую иерархическую ступень. Триумф был абсолютный, бесспорный, не подлежащий никакому сомнению.

Пьяный от нахлынувшего на него чувства законной гордости, крепко сжимая в одной руке ключ, а в другой горящую свечу, Кабанов направился в кабинет. Толстуха и Зойка опередили его и освободили дверь от нар и песка. Толстуха старалась особенно и подобострастно заглядывала в глаза Кабанову.

– Я теперь женщина одинокая, – хихикала она, не замечая испепеляющего взгляда Зойки-Помойки.

Кабанов отворил дверь и переступил порог, не заметив, как Зойка двинула Толстуху по затылку черенком лопаты. В какое-то мгновение по его душе скользнула робость, овеяв сердце ледяным ветерком, словно Кабанов без позволения зашел в апартаменты властителя, и за эту дерзость будет строго и беспощадно наказан. Справившись с волнением, он с силой захлопнул дверь за собой, едва не оттяпав пальцы стоящим за ним женщинам.

Воздух в этой просторной, с высоким потолком пещере был напоен ароматом свободы. Сердце готово было выпрыгнуть из груди Кабанова. Бежать сейчас, немедленно! Кабанов взберется по стальному тросу, на котором подвешена люлька, откроет люк и вырвется из плена.