— Привет, — сказала Вера. — Курт шутит: я не конфликтная. Но пиздануть могу, если чо, это да.

Среднего роста и вообще вся какая-то средняя. Среднерусые волосы, среднерусское лицо, серые глаза, джинсовая курточка средней изношенности. Уходя с работы, Иван приметил во внутреннем дворике ядовито-зеленый спортивный Kawasaki с огромным черным шлемом на руле.

Иван влюблялся медленно и верно. Веруньчик была девка толковая, и не только знала много, но и креативила безудержно. Это она догадалась, что эффективность пальбы может сильней зависеть от частотной характеристики воспроизводящего устройства, чем от собственно музыки. То есть, что, допустим, Joy Division с хорошим качеством, может работать лучше, чем Primus в ушах с заваленной частоткой. Написали бумагу инвесторам, что нужно еще дюжину дорогих наушников, микшеров и процессоров, получили гору новых коссов, сенхайзеров и градо, беринжеров и лайнсиксов, выбили под это дело в штат очередную пару программеров-физтеховцев.

К этому времени фирма (назовем ее «Сонатина») вышла на новый уровень. Уже поняли, что не только музыка музыке рознь, но и что стрельба стрельбе рознь. Что снайперу на чердаке нужна одна музыка, а спецназовцу с автоматическим оружием — совсем другая. Число вариантов увеличилось на порядок, и подумывали о настоящем полигоне где-нибудь в лесу. Искали место. Кавасаки и его хозяйка приняли, понятное дело, живое участие. К ним выстроилась очередь, но к Ивану Веруньчик очевидно благоволила.

В погожий майский денек отправились они в район Истры. Под шлемами — наушники. У нее — полное собрание ибицких Cafe del Маг, у него — девять альбомов популярной в Москве лет десять-пятнадцать назад группы Tindersticks (все это надо было кровь из носа отслушать к завтрашнему утру). Сел. Руки на талию водителя. Костюмчик плюс сапоги у Веры стоимостью с недорогой мотоцикл, под тканью косые мышцы напрягаются на поворотах, потом опять расслабляются. Едут быстро, благопристойных седанов и новорусских паркетников обходят, как стоячих.

Ивана прет. Под сладковатый голос Стюарта Стейплза, бормочущий: «we go fuck in the bathroom», ему мнится, что они в мотоцикле с коляской, сам он и есть в этой коляске, поливает из пулемета встречные камазы и скании. А то — что он в бейсеровском вингсьюте несется низко над полотном дороги, расправив перепонки костюма.

Ничего не нашли.

Везде заборы, заборы, дорогие дома отдыха, где ночь дороже путевки в высокогорные кантоны Швейцарии.

Перед тем как отправиться в обратный путь, заехали в Новый Иерусалим. В платочке Вера стала похожа на молодую бабушку. Прямая спина ссутулилась, плечи подались вперед. В Воскресенском соборе ее узнали моложавый батюшка и бабульки в свечном ящике. Выяснилось, что Вера в двадцать лечилась от зависимости и потом наезжала сюда несколько лет подряд.

— Ладно, погнали. — Вера спрятала платок, отцепила шлем от руля, спина тут же распрямилась.

На малых оборотах, урча, как наевшийся кот, гиксер (сменивший Kawasaki) вывез на трассу, наездница подалась вперед, нависла над баком, GSX-R 600 взвизгнул и, оторвав переднее колесо от асфальта, запел своим высоким сильным голосом дорожную песню.

В тот день «ничего не было», как и в любой другой день. Вера ему так и не дала. Иван, само собой, подозревал, что есть Другой. Время от времени она поднималась из подвальчика во дворик позвонить (в лаборатории мобильный не брал). Но никто не заезжал за ней. На Воробьевы горы, где тусят байкеры, она не ездила, в кафешках, где у входа выстраиваются стальные, так сказать, кони, ее, как выяснилось позже, не знали.

Иван был в те дни нервный, будто ждал катастрофы, и она неспешно зрела, но немного не с той стороны приближалась. Его стало заносить: убеждал подчиненных, мол, нефиг гонять до одури Трента Резнора или Skinny Puppy. Шире надо брать, перепробовать вообще всё — от Кейджа и Лигети до Би Би Кинга и Сезарии Эворы. Молодежь крутила у виска, когда он отворачивался.

В августе Ивана вызвали посреди ночи в офис в одном из тихих переулков в центре Москвы. В кабинете гендиректора кроме него был мужчина в рубашке навыпуск и бейсболке, которого Иван никогда не видел. Он не произнес ни слова за все время «беседы», сидел, поглядывая то на Ивана, то на генерального, а больше просто в стол. Сан Саныч бесновался за двоих.

— Ты дебил? — вместо «здрасьте» произнес Сан Саныч слегка дрожащим голосом, когда Иван открыл дверь кабинета. На мониторе у него было остановленное видео внутреннего дворика лаборатории.

— Она ВСЕ СДЕЛАЛА, ОНА ВСЕ СДЕЛАЛА, эта сучка, — пародировал он Верин голос, заглядывая в глаза под бейсболку, как бы приглашая оценить всю уникальную комичность ситуации. Мужчина кисло улыбнулся, пожал плечами, заглянул в свою чашку кофе, ничего на дне не обнаружил, отстранил ее и уставился в стену.

— Саша, давай спокойно. Что случилось, я ничего не понимаю.

Иван кривил душой. Он догадывался еще по дороге. Права доступа ко всем копиям мультимедийной базы данных лаборатории были только у генерального и у него, с лета возглавившего в «Сонатине» аналитическую группу. Несколько дней назад он, сам, как под гипнозом, в ответ на вскользь брошенную просьбу, дал пароль Вере. Еще подумал: «что ж я делаю», а потом решил, что не стоит превращаться в параноика.

— Я же говорю, это дебил. Он не понимает. Такой Иванушка-дурачок. — Шеф засмеялся своему каламбуру. — Окей, окей. Посмотрим кино. Отличное кино, блядь! Тарантино отдыхает!

Сан Саныч ткнул мышью в треугольник. Кино с камеры видеонаблюдения закрутилось. Во дворике появилась, как и ожидалось, Верочка. Прислонившись к гиксеру, она вынула телефон и стала говорить. Саныч выкрутил громкость на максимум, чтобы насладиться эффектом, но это, надо сказать, и не нужно было, потому что Вера всегда говорила громко, как глуховатые люди, — еще со времен, когда она играла на басухе в панк-группе.

— Я все сделала. Ну. Я же говорю, я все сделала. Уже еду.

Генеральный остановил видео и перемотал обратно, чтобы еще раз насладиться удачной шуткой, трюком, гигом.

— Ты хоть понимаешь, дебил, что наши бизнес-партнеры не сраный Макдональдс и не Пупкин Ебаный ОАО? Ты понимаешь, во что мы влипли?

— Я все сделала. Ну. Я же говорю, я все сделала. Уже еду. — Последовала пауза, Вера слушала собеседника. — До нормально я доеду, нессы.