не чувствуешь в этом крае, на Кубани, что лето заканчивается. И вот так идешь и думаешь: «А если бы не война и просто здесь отдыхать среди всего этого рая?» Но нет, мысли все равно возвращаются к тому, что предстоит еще совершить впереди. Однако нельзя не видеть этих прекрасных деревьев, этого багряного заката, который умиротворяет тебя, и нельзя не замечать этого прекрасного неба над тобой. Чувствуется, что скоро наступят сумерки, но еще светло, и эта грань между сумерками, которые вот-вот наступят, и светом, который не покинул еще нас и не ушел за садящимся солнцем, – прекрасна, эта грань восхитительна. Поэзия природы, поэзия уходящего лета… Бездонное небо, закат и деревья, то прямые в своих стволах, а то и в причудливых формах. Птицы… как кстати вот это их чириканье здесь во всем этом. Их чириканье – это просто оркестр классической музыки. Пение птиц кажется музыкой Мессиана или Рамо, а зелень деревьев, багряный закат и бездонное небо для этой птичьей музыки как будто служат чем-то вроде великолепных театральных декораций.

Вся эта окружающая меня действительность воскресила в моей памяти те дни юности, когда я возвращался к своему деду и бабушке от брата, с которым мы часто ходили в лес на прогулки. Вот так же тогда я шел по дороге, вдоль деревянных домиков, которые были окружены цветущими деревьями… Яблони, разросшаяся у забора сирень и чудный ее запах – все это всколыхнулось в моей памяти, и все это казалось таким близким всей той обстановке, которая меня сейчас окружала. Еще немного, и я уйду на войну, но не тревога в моей душе сейчас, а счастье, ликование души я ощущаю сегодня, идя по этой дороге вместе со своими товарищами. Где-то временами справа за деревьями видны пустыри – это площадки для тренировок, ведь дорога идет по полигону. И в этих местах я различаю деревья… здесь они не сливаются в общей массе зелени, не утопают в своих листьях, как в море. Вот высокие тополя раскинули свои ветви, похожие на ручищи великанов, они держат веники с множеством листьев, а вот и здоровенный дуб, которому, наверное, сто лет есть от роду А здесь… А здесь откуда ни возьмись кедр. Да, точно кедр – ливанский кедр! Откуда ты здесь, дружище? И вот снова по правую руку от нас начинается гряда зелени. Заканчивается и эта зеленая гряда, и мы теперь идем по дороге вдоль поля. Огромное, долгое поле по левую и правую руку от нас, и закат… Русский закат (!) и русское поле (!), – и этот закат, и это поле, все кажется мне особым знаком, ведь за ними, наверное, и начнется для нас что-то совершенно новое.

И вот впереди уже совсем близко показалось двухэтажное здание из красного кирпича. Это учебное здание, на котором отрабатываются учебные штурмы. Подходим ближе. Тут же рядом со зданием, немного подальше, по левую сторону находятся учебные брусья, турник, бревно для прохождения, там далее длинная ровная площадка, покрытая травой и заканчивающаяся зарослями. Вдоль площадки идет наша дорога, а за дорогой маленькое строение, крыша которого держится на железных колоннах или железных круглых профилях. За строением также полигон, поле. От главной дороги, покрытой асфальтом, по которой мы идем, отходит второстепенная дорога. Это протоптанная людьми и «наезженная» машинами лента земли, которая временами где-то состоит из щебня. Мы сворачиваем на нее вправо, направляемся к шлагбауму, который находится между двухэтажным зданием из красного кирпича с левой стороны, и зеленым одноэтажным и длинным КПП, образованным из вагончика с длинными окнами. Мы останавливаемся около этого КПП, а наши старшие подходят к окошечку. Мы видим трех дежурных, это мужчины сорока и пятидесяти лет, в полевой форме и с автоматами Калашникова. Слышим у КПП:

– Тройка.

– Сколько вас?

Видно, что дежурный что-то передает по рации, ему отвечают, он что-то записывает, и минут через семь дежурный, махнув рукой в сторону полевого лагеря, за шлагбаум, пропускает нас:

– Проходим, джентльмены.

Кстати, обращение на базе друг к другу «джентльмены», «господа» и более распространенное «братья». Это уместно, и в общем-то именно такие выражения и приняты здесь. Это не только никого не удивляло, но и было само собой разумеющимся. Итак, проходим шлагбаум – кто слева, а кто справа, направляясь в сторону полевого лагеря. Справа стоит большая палатка, такая же по размерам, какая стоит в Пионерлагере, на базе, где расположен административный корпус. Похоже, что эта палатка тоже является столовой. Слева через дорогу расположены столы, наверное, для разборки и чистки оружия. Столы находятся под крышей, которая держится на круглых железных профилях. Дальше за столами виднеются грузовые морские контейнеры, окруженные забором, состоящим из металлической сетки. Мы проходим мимо столовой, мимо грузового морского контейнера темно-малинового цвета и направляемся к входу в палаточный городок. Ворота распахнуты, территория полевого лагеря, где расположен палаточный городок, обнесена металлическим сетчатым зеленым забором. Справа у входа скамейка, рядом с которой, видимо, оборудован пост. Здесь стоят два молодых мужчины, они здороваются с нами. Многие из нас в ответ поднимают в знак приветствия руку. Проходим ворота. Дорога уходит вдаль, справа и слева палатки, палатки, палатки… Длинные палатки, шириной так метров пять или шесть, длиной метров пятнадцать или двадцать. Нужно отметить, что уже темнело, и вот, представьте, мы идем по дороге вдоль палаток.

– Десятка, – раздается голос из нашей команды идущих. – Сюда, в эту палатку заходим.

Одним словом, часть людей рассосалась по разным палаткам, по своим штурмовым подразделениям, по отрядам. Мы же, семь человек, дошли почти до конца палаточного городка. Нас встретил мужчина где-то около сорока лет. Это был человек высокого роста, немного худощавый и с маленькой белой бородкой. Как потом оказалось, он являлся командиром учебной роты. Будем далее здесь называть его просто «Ротный». Он провел нас на маленькую полянку или площадку между палатками. Получалось, что палатка справа от поляны, где жил Ротный, и слева также принадлежали нашему штурмовому отряду.

– Заселяемся вот в эту палатку все, – показал Ротный на палатку слева. – Там матрацы есть, и место себе найдете.

Было еще не темно, и палатка не пустовала. В ней еще кто-то был, судя по храпу и доносившимся звукам кроватных пружин. Я сразу занял место слева от входа, чтобы не блуждать в потемках в поисках матраца. Вот проход между стенкой палатки и двухъярусной кроватью, внизу которой кто-то уже спал, а вот тумбочка в конце прохода. Верхний ярус был не занят, и там был матрац. Нащупав под