Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед его внутренним взором стояла фотография, на которой Миранда смотрела на него так, словно ее переполняла любовь к нему, которую было невозможно выразить словами. Тот взгляд заставил его забыть о происходящем и поцеловать ее снова, словно от этого зависела его жизнь. Все это оказалось на следующий день на страницах печатных изданий, в Интернете и выпусках новостей.
Похоже, он потерял голову от Миранды Свит.
Этого не должно было произойти. Его цели были четкими и ясными. Он планировал сначала соблазнить ее, а затем жестоко бросить. Сделать так, чтобы впредь все воспринимали ее критические замечания в его адрес как проявление гнева брошенной им женщины. Она определенно это заслужила.
Вот только все пошло не по плану.
Он ожидал, что будет ее желать. Высокомерные женщины с хорошим образованием, равнодушные к его заслугам, были его слабостью. Он всегда хотел того, чего ему не следовало хотеть. Того, что могло его разрушить. Это была семейная черта.
Также он ожидал, что будет ненавидеть и презирать ее, и не мог понять, почему в его душе не было ни ненависти, ни презрения к ней. Еще меньше ему было понятно, почему он рассказал ей о вещах, о которых прежде никогда никому не рассказывал.
Его пугали чувства, которые вызывала у него эта женщина. Он не из тех, кто привязывается к людям. Для этого он слишком благоразумен. Он любил своих родителей, а они умерли. Он пытался любить своего дядю, пока тот не начал пускать в ход кулаки. Он восхищался своим первым тренером, человеком, которого считал своим спасителем, пока тот не попытался украсть у него призовые деньги. Он любил Николая, но оставил его, когда тот в нем нуждался, и из-за этого его младший брат превратился в бесчувственного робота.
— Увидимся через десять дней, — сказал он Миранде, открыв для нее пассажирскую дверцу.
— Да, — ответила она с деланым спокойствием.
— Миранда…
Но ему было больше нечего ей сказать. Благотворительный прием, а следовательно, и их расставание были не за горами.
— Думаете, они будут меня преследовать?
Ему не понравился ее неуверенный тон. Он хотел, чтобы вернулся ее прежний пыл. Чтобы она почувствовала то же безумное желание, которое живет в нем сейчас. Он хотел обладать ею, чем бы это для них обоих ни обернулось.
— Папарацци? — спросил Иван и, не в силах удержаться, взял прядь ее темно-рыжих волос и намотал на палец. Он не хотел оставлять ее в Нью-Йорке. Он вообще не хотел с ней расставаться. — Да. Они не дадут вам прохода. Поэтому из квартиры выходите только при полном параде.
Они уже обсудили это в самолете, когда она, закутавшись в плед, сидела напротив него и отводила взгляд, словно чего-то боялась. Он сказал ей, что она должна, а чего не должна говорить.
Она со всем согласилась, но, когда они стояли у машины, смотрела на него так, словно он ее предал. Словно она приняла его предложение не по своей воле.
— Вы могли сказать «нет», Миранда, — произнес Иван резче, чем хотел, и она напряглась, как от боли.
— Разве могла? — Ее язвительный тон вернулся, чему Иван был несказанно рад. — После того как вы сказали, что меня в обоих случаях будут считать лицемеркой? Думаю, мы оба понимаем, что вы уже тогда прекрасно знали, что я сделаю так, как вы хотите.
— Когда? — спросил он таким же тоном. — Простите, профессор, я, должно быть, не заметил вашего моментального подчинения.
Миранда злобно улыбнулась. Иван сказал себе, что это намного лучше, чем боль. От боли он не умеет избавлять. Он умеет только причинять ее.
— До встречи, Иван, — попрощалась с ним она, забираясь в машину. — Пусть следующие десять дней будут долгими как десять лет.
— Не думаю, что ее так легко сломить, — сказал он Николаю, сдерживая нежелательное восхищение.
Его брат нахмурился:
— В таком случае тебе придется поработать, чтобы на благотворительном вечере…
— Я помню план, — отрезал Иван. — Если ты не забыл, это была моя идея.
— Я все прекрасно помню. А ты?
Во взгляде Николая читался вызов. Ивану хотелось его ударить, но многолетнее чувство вины перед братом заставило его сдержаться. Не дав выхода своей ярости, он отвернулся и уставился в иллюминатор.
— Я так и думал, — сказал Николай.
У Ивана не было на это ответа. Он не знал, чего хочет. Точнее, знал, но боялся себе в этом признаться.
Спустя несколько дней Иван стоял на открытой веранде дома в Малибу, который он купил вскоре после того, как его утвердили на главную роль в первом фильме о Джонасе Дарке. Стены дома, стоящего на отвесном берегу, были почти полностью стеклянными, и через них можно было, не выходя на улицу, любоваться Тихим океаном. Калифорнийское солнце медленно опускалось к мерцающей поверхности воды, окрашивая небо в оттенки красного и оранжевого. Миранда находилась на другом конце страны, и он чувствовал себя как никогда одиноким.
Он не хотел по ней тосковать. Это проявление слабости.
Миранда — его слабость.
Закрывая глаза, он видел ее улыбку, которая была ярче, чем вспышки фотокамер. Слышал ее голос с язвительными нотками. Чувствовал, как она дрожит, когда он к ней прикасается…
Они не виделись всего несколько дней, а ему казалось, что прошли годы.
«Наша с вами история еще не закончена, профессор», — подумал он.
— Тебе нужно кое-что увидеть, Иван, — раздался голос его брата, который появился бесшумно, словно призрак, и почти слился с тенями.
— Чувствую, мне это не понравится, — ответил Иван.
— Не понравится.
Иван проследовал за братом в домашний кинотеатр с огромной плазменной панелью на стене. Николай нажал несколько кнопок на пульте управления, и на экране появилась женщина, которая занимала все мысли Ивана.
Она стояла перед входом в свой дом и выглядела абсолютно спокойной, словно ей было не привыкать давать интервью в подобных местах. Словно ей это доставляло удовольствие. Она совсем не казалась ни сломленной, ни страдающей. Она приветливо улыбалась репортерам, будто ей нравилось быть в центре внимания.
— Мне как-то тревожно, — сухо произнес Иван.
— Подожди.
Репортеры засыпали Миранду вопросами, как возмутительными, так и вполне безобидными.
«Разве вы не ненавидите Ивана Коровина? — раздался зычный мужской голос, заглушая остальные. — Разве вы однажды не дали себе клятву, что поставите его на колени?»
«Существует много способов поставить мужчину на колени, не так ли?» — ответила она, загадочно улыбаясь, и Иван почувствовал себя так, словно получил удар в солнечное сплетение.
Папарацци отреагировали на это взрывом смеха. Потом Иван уже не слышал их вопросов. Он видел только Миранду, смотрящую в объективы камер, и не сомневался, что ее взгляд обращен к нему. Он читал в ее темно-зеленых глазах вызов. Так смотрят друг на друга противники перед боем.