Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фиат меж тем снова заговаривает с водителем:
— Подумать только, в какие места его заносит! Не знай я его как облупленного, так уже, наверное, сорок раз спятил бы от таких переживаний. — Фиат стискивает запястье Финценса, как бы упрашивая: молчи, молчи, молчи…
«Мне кажется, когда целый день только и делаешь что блюдешь тишину, есть риск потом, в самый неподходящий момент вдруг разговориться», — объяснил Фиат позже, когда Финценс поинтересовался, что, собственно, означало это странное поведение и железная хватка, внезапно стиснувшая его руку.
Разговорчивым становится тот, кому на самом деле не дан дар речи. В сумке не прекращается возня. Таксист знай себе болтает о Париже, как он там жил-поживал с видом на Сену. И как он скучает по прекрасному городу, который не идет ни в какое сравнение с этим городишкой, хотя тут есть современная архитектура. Нет, Париж неподражаем. Красивейший из всех городов мира. Вот он, шофер, когда-то считал, будто самый красивый город на свете — Зальцбург, но после Парижа он так не думает. Все дело в атмосфере, а куда уж тут Зальцбургу, хотя, конечно, воздух в Зальцбурге чистый… Чистота — что чистота? Это вам не атмосфера… — Таксист притормаживает перед светофором, — даже ночью их не отключают, вот и теперь загорелся красный. Таксист оправдывается, мол, лучше не рисковать, со здешней полицией шутки плохи, и оборачивается назад:
— Отберут права, ищи потом ветра в поле. Подождем. Вы же не спешите?
— Вообще-то хотелось бы побыстрей доехать, моему коллеге нехорошо.
Поймав выразительный — не замеченный таксистом — взгляд Фиата, Финценс принимается хрипеть и кашлять. Таксист ни в коем случае не должен услышать мяуканье, которое становится все громче.
— Что? В чем дело? — Приветливости таксиста как не бывало. — Вы загадите мне салон! Можете вы прийти в норму или нет?
— Да-да, не беспокойтесь, — отвечает вместо Финценса Фиат. А Финценс низко наклоняется к сумке, которую держит у себя на коленях, — таксист не должен заметить, что в сумке кто-то рыпается. Зверька, должно быть, укачало в машине. Уже слышно, что его там, в сумке, рвет. Слышит и таксист.
— Эй, вы, я же предупредил! А ну живо, выходите из машины! — Он резко тормозит у тротуара. — Не надо мне денег, я не зверюга какой, чтобы с вас деньги брать. Но дальше не повезу, выходите, господа хорошие, приехали! — Так как оба приятеля сидят как сидели, таксист выскакивает из машины, рывком распахивает дверцу и, схватив за плечо, выволакивает наружу Финценса. — Не обижайтесь, что так грубо с вами обращаюсь, но я на дух не выношу блюющих пассажиров. Вы мне обивку изгадите и весь салон, а значит, работы не будет несколько недель, — убытки такие, все равно что новую машину брать, если с вами случится эта неприятность.
И вот они вдвоем стоят на дороге как оплеванные. До города довольно далеко.
Финценс теребит молнию сумки.
— Не открывай! Не хватает еще, чтобы он удрал! Несчастный звереныш… Он же окочурится от страха. Директриса однажды сказала, у них в зоопарке такое часто бывает. Заберут к себе животное, у которого, например, какая-нибудь неопасная царапина, а вскоре оно глядишь и околело. От страха. Это случается даже с животными, которые родились и выросли в зоопарке. А наш-то в джунглях был пойман. Он в зоопарке всего два года, директриса говорит.
— Брось, волков бояться — в лес не ходить.
— Не трогай молнию, тебе говорят!
— Что будем делать? Половина четвертого…
— Придется идти пешком.
— А ты представляешь, сколько отсюда до города?
— Часа два с половиной ходу.
— Откуда ты знаешь?
— Ходил однажды. Возникли небольшие разногласия с одним типом, с которым ехали вместе на машине.
— Я не пойду!
— Вариант: сидеть тут и ждать, когда рассветет. И начнут ходить автобусы. До автобусной остановки отсюда метров двести.
— Ты это всерьез про автобус? Ждать? Мы совершили уголовное преступление! Грабеж!
Произрастает во влажных вечнозеленых лесах, на высоте 1100–1400 метров над уровнем моря, распространен в Танзании, в восточных районах Узамбара (Восточная Африка) и в северном Удзунгве. Вид редкий, поскольку территория его распространения весьма ограничена.
— Заблудились?
Два друга стоят на перекрестке, со всех сторон желтыми глазами мигают светофоры… Желтый — черный, желтый… И вдруг откуда ни возьмись женщина, как из-под земли выросла рядом с Финценсем и его сумкой. Заговорила с ними — и опять вокруг тишина. Изредка на асфальт падает листок с дерева. И слышишь, как он падает. У деревьев, несмотря на жару, все-таки началась осень, хотя ночь по-летнему теплая. Женщина молода. На ней яркая, броская блузка — золотого цвета, с блестками у выреза, на рукавах и внизу. Блузка ей идет, в тон с цветом волос, рассеянно думает Фиат. Он рад ее появлению, хотя должно быть наоборот.
— Может, вам нужна помощь? Ищете кого-то? Адрес есть?
Финценс окидывает ее строгим взглядом, как будто перед ним туристка, громко заговорившая в кафедральном соборе. У нее много вещей: за спиной рюкзак, с виду тяжелый, и две больших сумки, обе с очень длинными ручками. Наверное, когда она идет, сумки шаркают по земле. Она высокого роста, но сумки такие здоровенные, что женщина кажется миниатюрной. Блузка золотая, а темные брюки самые простецкие.
И чего она сейчас, ночью, таскает с собой эти котомки? Может, работает в ночную смену? Вагоновожатая? Сменщица с бензоколонки?
— Я живу здесь неподалеку, — говорит она. Хорошо знаю район, могу вам помочь.
— Мы тоже неподалеку живем, а сейчас, так сказать, идем домой. Район мы тоже хорошо знаем.
— Вот оно что. Мне-то показалось, таксист высадил вас, хотя вам не хотелось выходить.
— Нет-нет. Спасибо вам за отзывчивость. Но никакой помощи не требуется. Все в порядке.
Финценс, дернув подбородком, показывает Фиату, мол, хватит стоять тут как в витрине, и сообразив, куда идти, делает несколько решительных шагов. Женщина не отступает:
— Вы можете доехать на ночном автобусе. Расписание знаете? Остановка на этой улице, метров двести отсюда.
И чем настырней безмолвные призывы Финценса уйти, наконец, с перекрестка, тем упрямей игнорирует Фиат его мимику. Он видит только симпатичную женщину, которая хочет им помочь.
Фиат спешит поддержать разговор:
— Мой друг любит пешие прогулки. Это он попросил таксиста высадить нас тут. В машине ему стало душно.
— Вот оно что. — Она ставит на землю свои сумки и смотрит в лицо Фиата. — А мне показалось, что он выкинул вас из машины. — Она вздергивает бровь. Брови у нее уголками, отмечает про себя Фиат, от этого даже как-то не по себе, можно подумать — наклеенные. Словно желая доказать обратное, она крепко потирает лоб ладонью. При подобном обращении фальшивые брови отклеились бы… А глаза серые. Она видит меня насквозь, думает Фиат, и ему это приятно.