Думал, Иванов похвалит меня, а вышло наоборот.

— Глупость ты спорол, Кирилл, — на «разборе полетов», всегда происходящем один на один, Иван Иванович был непривычно сух и официален. — До сегодняшнего дня ты лидировал в группе по всем показателям: интеллекту, наблюдательности, уровню выносливости, адаптации к воздействию наркотических препаратов… И вот такой досадный срыв! Из-за тебя мы не смогли правильно протестировать «Третьего» и «Четвертого»! Они ведь поначалу тоже слегка оробели. Под стать «Первому». А ты своей вызывающей самоуверенностью обеспечил им легкие победы! Зачем? Запомни навсегда: если тебе что-то известно о наших маленьких хитростях — наблюдай и молчи! Вовсе необязательно, чтобы их знали остальные! Завтра вам предстоит «испытание убийством». Ты уже проходил его в Балхаше. Смотри, не сорви намеченного мероприятия!

Пристыженный, я молчал.

— Для предотвращения всяких выходок завтра пойдешь последним номером! — невозмутимо продолжал рассерженный Иванов. — Но даже при таком раскладе ты не имеешь права показывать, что тебе известен трюк с манекенами. Все ясно?

— Да.

— Эх, Кирилл, Кирилл… Неужели ты не понял, что происходит?

— Почему же, понял…

— Ну и что? — сразу насторожился Иван Иванович.

— Вы решили провести что-то вроде соцсоревнования между представителями спецназов различных разведслужб. КГБ, МВД, ГРУ… И вы, естественно, лично заинтересованы в том, чтобы я, как представитель нашего Ведомства, набрал наибольшее количество баллов!

Кажется, даже сам Иванов не ожидал от меня такого точного ответа. Столь удивленной и растерянной его физиономию я видел в первый и последний раз.

— Если бы ты не ответил на мой вопрос — я бы утратил к твоей персоне всякий интерес, — бросил шеф, постепенно приходя в себя. — Скажи, пожалуйста, как ты узнал об этом?

— Догадался! Парни — явно из разных служб, с разной спецификой подготовки, но весьма неплохой; прилично конспирируются; каждый — явно из лучших в своем ведомстве…

— Может быть, ты еще скажешь, для чего мы затеяли эту показуху?

— Скажу! — не задумываясь, выпалил я.

Не задумываясь — потому что этот ответ выкристаллизовался еще несколько дней тому. Вольно или невольно, организаторы «соцсоревнования» дали большую подсказку. Во всем учебном процессе упор был на отечественную технику, оборудование, препараты, на всё — даже иностранными языками всерьез не занимались, так, проверили наши прежние знания, и всё.

— Ответишь правильно — считай, что я тебя простил! — серьезно сказал Иван Иванович.

— Не сомневайтесь — отвечу. Здесь проходит что-то вроде конкурса на право проведения в будущем спецопераций внутри нашей страны!

— Ну, голова! Ну, даешь! — только и смог сказать Иванов. — Смотри, мы непременно должны опередить всех коллег-конкурентов! — добавил он, покидая мою комнату.

В полдень через «кормушку» в камеру вбросили нераспечатанную колоду карт, и мы с азартом принялись расписывать «тысячу».

Чтобы избежать будущих разборок и непоняток, сразу согласовали правила игры. Первая карта — обязательно сопернику, последняя — себе. На девятку пересдаем, вальта «не женим». Четыре девятки — не играем. Никаких там списываний-расписываний. Не хочешь играть — тебе очки долой, а противнику — полтинник. Пятьдесят «глаз», значит. Через «бочку» — своеобразный порог, определенный в девятьсот очков, — перепрыгивать нельзя. Три раза на девятьсот не сыграл — минус сто. Если не выиграл с трех «бочек» — все начинаешь с нуля. Раздается каждому по десять карт, две в один прикуп, две — в другой. Один прикуп берет тот, кто играет, второй соперники не смотрят.

Договорились ставить на кон по пять баксов. Доллар добавляешь за «бейло», если дал 110–120 и т. д. — и не сыграл. Если упал в нули — клади в банк червончик. Кроме того, в конце игры проигравший платит по доллару за каждую сотню недобора. Если закончил, например, на восемьсот — добавляешь в кассу два доллара, если в шестьсот — четыре. Хваленки, конечно, все знают: дама и король червовые — сотня, бубновые — 80, крестовые — 60, пиковые — сорок. Валет — два очка, дама — три, король — четыре, туз — одиннадцать. Девятка — ноль очков, десятка — по номиналу. Без «хвали» можно играть только 120, с «сорокушей», естественно, 160, ну и так далее…

Первую, тренировочную «тысячу» играли без интереса. Я победил легко и непринужденно. Соперник не выбрался даже из четырех сотен. Правда, и «бейла» ни одного не заработал. Все равно мой выигрыш мог составить 10 баксов. Пять за недобор, пять за вход. Может, я, наконец, разбогатею?

Во второй игре завязалась отчаянная борьба. Мы шли нога в ногу, — если можно применять такое выражение по отношению к карточной игре. И все же на «бочку» я выскочил первый. У Мисютина осталось 800. И право раздачи. Мой мус, как говорится.

Так случилось, что у соперника оказались все четыре дамы, и Барон, предвкушая мой крах, паснул. Я преподнес сопернику «данайский дар» — скинул короля червового. Надеясь убить двух зайцев сразу — сбросить меня и впрыгнуть на «бочку» самому, Мисютин стал сносить всю черную масть — и просчитался: не взял ни одной взятки!. Я набрал очками, внебитую! Надо было видеть в тот момент его лицо.

— Ох, какой же я баран! — сокрушался сокамерник. — Именно баран, а не Барон. На такую херню поддаться… Недаром говорят — жадность фраера сгубила!

Если бы ты знал, парень, сколько мне партий пришлось сгонять на дежурствах, ожидая приказа на боевые погружения…

— Здесь думать надо. Это тебе не шахматы, — «утешал» я расстроенного Барона и расписывал итоги партии.

Для начала недурно — благодаря своей фирменной уловке я заработал первые семь баксов. Пять — вход, и два за недобор.

Долго не рассусоливали — сразу начали следующую партию. Все повторилось с точностью до наоборот. У меня — 800 — «бочка». И раздаю я. Получаю в итоге все короли, кроме пикового, но вижу по картам, что соперник может набрать сотню, и поэтому даю «раз».

— «Два», — заедается Мисютин.

— Не имею права. Иди.

Соперник берет прикуп и подпрыгивает от радости на нарах — там лежит пиковый король! «Пошло говно — сорокуша!» — красноречиво прокомментировал Барон.

Но ведь восемьдесят очков надо еще набрать. По своим картам вижу — возьмет, зараза! У меня только длинная черва и две бубы — король и десять. Шансов нет, остается ждать только ошибки соперника. И Мисютин совершает ее! Заходит с туза бубнового.

Я разочарованно бурчу: «Голая», и сбрасываю десятку.

Обрадованный соперник, решив, что недостающая карта находится во втором прикупе, заходит с дамы, — а я с гордым видом накрываю ее бубновым королем!

Для Барона это был удар. «Сволочь», — прошипел он, сбрасывая карты, после того, как я пять раз подряд зашел в черву и отобрал его считаные взятки.