чтобы она забыла? Какое уж тут забыть! Синтия то и дело напоминала об этом. Но после гибели Мюррея поместье со всем имуществом было завещано его вдове — ей, Диане, — а отнюдь не его сестре.

— Кашевары госпиталя не смеют даже притрагиваться к пайкам семьи, — Диана проговорила медленно. — Твоих племянников этим кормить. И тебя этим кормить, причем каждый вечер, несмотря на то, что ты только и мечтаешь, чтобы заполучить власть над сиделками, но ужинаешь-то ты не с ними, а с нами.

— Я поговорю с миссис Джордж, — в конце-концов проговорила Синтия.

— Спасибо, — ответила Диана.

Синтия опустила взгляд, полистала свою записную книжечку.

— Погоди не уходи, я хотела переговорить с тобой о детской. Робину действительно нужно ночевать там?

— А где же ему ночевать, как не в детской? — под госпиталь уже реквизировали игровую, четыре больничные койки там поставили.

Синтия подняла взгляд.

— Ну, я могу спасть с тобой в твоей комнате.

— Нет, — сказала Диана.

— Или ты бы могла отослать его в интернат, — предложила Синтия.

— Ему еще нет пяти лет.

— Я взяла на себя смелость написать мистеру Кину в Чарльстонскую приготовительную школу, он ответил, что, принимая во внимание исключительные обстоятельства, в которых мы вынуждены жить, он согласен принимать мальчиков с семи лет.

— Ему четыре года!

Синтия отмахнулась:

— Сделают насчет него соответствующее распоряжение да и все. В Чарльстоне Робина хорошо подготовят к Винчестерскому колледжу[35], ведь и его отец тоже там уч…

— В интернат Робина я отсылать не стану, — отрезала Диана.

— Диана, поступи благоразумно! — сказала ей золовка.

— Я благоразумно поступаю сейчас.

— Если это ты про особенности его питания…

— Про его астму, — поправила ее Диана, — Нет, я не про это.

— Он всегда был болезненным мальчиком.

— Больше он не болезненный, — не сдавалась Диана. — Он здоров и практически в безопасности, до тех пор, пока его ингалятор при нем.

— Но он такой худенький, — сказала Синтия.

— Зачем ты мне все это говоришь? Можешь не стесняться и обратиться по этому поводу прямиком в Министерство Продовольствия, ведь это оно издает рационную книжку моего сына.

— Робин из семейства Саймондс. Много лет подряд все мальчики Саймондсучись в Винчестерском колледже.

— Робин — мой сын, и мне решать, как будут обстоять с его обучением. Он останется дома, — сказала Диана.

— Считаешь, что поступить так действительно мудро? Все эти мужчины, которые то прибывают в госпиталь, то выписываются, многие из них могут вести себя просто-напросто грубо. А еще здесь так тесно — это целая проблема! Треть моего персонала спят в чердачных холодных комнатах, треть — в коттеджах, едва пригодных для проживания, а треть — вообще в деревне, откуда до особняка им еще добираться и добираться, идя пешком в гору по плохой дороге.

На прошлой неделе мне доставили приказ из Королевского армейского медицинского корпуса — к середине этого месяца мы должны ждать пополнение раненых. Хирург же требует, чтобы я выделила ему другое помещение под операционную, поскольку сейчас он оперирует в переделанной старой кладовой, а та слишком плохо освещена. Если бы Робина отослали, в нашем распоряжении оказалась бы дополнительно детская спальня.

— Нет! — огрызнулась Диана.

— Мы все должны принести в жертву…

— Не говори мне о жертвах, — Диана была в ярости. — Не смей!

Ее золовка сложила руки одна поверх другой. — Я так понимаю, ты до сих пор оплакиваешь гибель моего брата.

Диана резко вскочила со стула.

— Будь добра передать миссис Джордж, что она и ее кашевары должны убраться прочь с дороги Мисс Аддертон.

Диана была на полпути к двери, когда Синтия окликнула ее, — Думала, тебе следует знать, у нас в палате «C» лежит армейский отец — отец Делвин. Я подумала, что тебе, может быть, захочется встретиться с ним. Синтия замялась. — Возможно, ты могла бы поговорить с ним про Мюррея.

Между ними повисло долгое молчание. Диана стояла, сжав кулаки. В конце концов, она сказала:

— Синтия, мое требование держаться подальше от моих пайков распространяется также и на мою личную жизнь — не лезть в нее.

На этот раз Синтия промолчала, когда Диана захлопнула за собой дверь биллиардной комнаты.

Диана не могла успокоиться и вся еще кипела, пока шла в прихожую из кухни, — которая, к счастью, была слишком маленькая, чтобы ее можно было тоже реквизировать и сделать из нее помещение для выздоравливающих, — в прихожей она накинула на себя старую вощеную куртку Мюррея, одела его сильно поношенные кожаные лоферы. Волосы она высоко подняла и завязала, как в чалму, в старый шарф, который всегда вешала на крючок около двери. Положила в свою лекарственную сумку секаторы.

Рывком распахнув боковую дверь из кухни, ведшую в кухонный садик, она направилась к воротам, гравий хрустел у нее под ногами. В воздухе пахло дождем, но дождя не было. Именно в такое время она больше всего любила находиться в саду — чтобы надвигающаяся непогода подгоняла и поторапливала.

Выдающимся садоводом она не являлась никоим образом. Как, впрочем, не была им и ни одна из женщин в семье Мюррея. Его дед, Артур Мелькорт, привез женщину по имени Винсента Смит, чтобы та спроектировала его сад.

Но даже несколько десятилетий спустя, в любое время года, дух захватывало от того, какого эффекта получилось добиться. Диана решила, что постарается как можно бережнее заботиться о территории сада. Однако теперь, когда война шла уже четыре с половиной года, она стала более реально смотреть на вещи и призналась себе, что с нее было бы достаточно хоть как-то поддерживать там порядок.

Пока был жив Мюррей, шестерыми штатными садовниками руководил старший садовник по имени Джон Хиллкок. После того, как Британия вступила в войну, половину из этих молодых мужчин призвали сразу же, другая половина попали под мобилизацию по очереди — забирали то одного, то другого. Затем не стало и Мистера Хиллкока, когда-то работавшего под руководством своего отца над созданием сада Винсенты Смит, — он умер от сердечного приступа, пытаясь рассадить кровоточащие сердца дицентры.

Сейчас двое мужчин, уже слишком старых для того, чтобы воевать, раз в два дня приходили пешком из деревни в расположенное на холме поместье, и выполняли небольшие работы по саду; в помощь себе они брали двоих деревенских пареньков, чтобы те таскали тяжести, которые старикам были не по плечу. Сад зарос, стал выглядеть более запущенным, а увядшим цветам отчаянно требовалась обрезка. Без обрезки даже тис одичал — живые тисовые изгороди теперь выглядели не как плотные ровные зеленые стены, а как нечто лохматое.