До Санатория нам оставалось проехать сорок километров по шоссе и семь – по ведущей к нему лесной дороге. Непонятно было, знали преследователи о нашем убежище или нет, но они неотступно следовали за нами, буквально вися у нас на заднем колесе. На ведущей в Соловьево узкой извилистой дороге стало трудно держать скорость выше ста километров в час, и преследователи расслабились, отпустив нас метров на пятьдесят. Видимо, они сверились с картой, увидели, что в деревне дорога кончается, и решили, что возьмут нас там тепленькими. Но когда за километр до озера Виктор, пренебрегая опасностью, придавил педаль, в «бумере» что-то поняли – там опустилось стекло задней двери, оттуда высунулся ствол «калашникова», и крышу нашего автомобиля в опасной близости от моей головы пробили две пули. Мой напарник, ничуть не растерявшись, резко метнул машину влево, потом вправо, и еще несколько коротких очередей, выпущенных из бандитской машины, ушли в воздух.

Пока стрелок менял магазин, мы, наконец, увидели долгожданное озеро. Последние несколько метров наша машина прошла, отчаянно скрежеща по асфальту литыми колесными дисками – несколько пуль все-таки нашли свою цель, и обе задние покрышки разорвало в клочья. Мы с Виктором одновременно прошептали формулу перехода. Напарник резко вывернул руль, сворачивая в открывшийся проезд, вымощенный красноватой брусчаткой, остановил машину и заглушил мотор. Я обернулся назад и увидел, как машина преследователей пронеслась мимо нас, проехала около сотни метров и резко затормозила. Потом развернулась и снова остановилась, не доехав чуть-чуть до того места, где стояли мы. Распахнулись все четыре двери, и оттуда высыпали четыре человека, один из которых был вооружен автоматом, а остальные трое – пистолетами. У одного из них это был «браунинг», у второго – «стечкин», а третий держал в руке старый, но надежный «ТТ». Такой разнобой в вооружении говорил, что они не принадлежат к какой-либо государственной структуре. Кто же они тогда?

Но, кем бы они ни были, они безнадежно опоздали. Разбившись на две пары, боевики бегали вдоль дороги, углублялись в лес, но мы для них исчезли бесследно. Они видели дорогу, лес, озеро, но – никакого здания на холме, ни малейшего следа дорожки, по которой мы свернули к Санаторию. Один из них даже подошел почти вплотную к невидимой границе, долго смотрел невидящими глазами, после чего вернулся назад, что-то приказал остальным, они уселись в машину и уехали.

Мы стояли около «Ауди» и смотрели им вслед. А когда «бумер» скрылся за поворотом, я обошел вокруг машины, посмотрел на изуродованный колесный диск, сунул палец в отверстие от пули в крыше.

– Все-таки я был прав! Как в таком виде возвращать машину хозяину? – покачал я головой. Потом повернулся к Виктору, посмотрел ему в глаза и добавил: – Знаешь, меня сейчас даже не слишком интересует, кто ты такой. Так что не утруждайся придумывать на ходу новую легенду. Скажи мне, только честно. Это прорыв?

Попыток вырваться на свободу мы больше не делали. Не только потому, что поняли их тщетность. На уроках было действительно интересно. Мы слушали командира, знакомились с книгами и документами. К бестолковому содержимому наших черепушек малыми порциями добавлялись новые, острые приправы, и все это постепенно перемешивалось и подогревалось. В результате получалось совершенно новое блюдо. Правда, несколько месяцев я все еще вынашивал мысль о том, что, получив первое задание, сразу приду к «своим» и разоблачу это злостное антисоветское гнездо. Конечно, перед первыми встречными я не стану выворачиваться наизнанку, как это получилось у меня тогда. Ведь они непременно опять окажутся провокаторами из Службы. Как в кино про разведчиков…

Но через полгода я кое-что понял и успокоился. Командир и все остальные преподаватели Школы вовсе не собирались делать из нас антисоветчиков и предателей Родины. Они просто открывали нам правду, и мы постепенно начинали видеть мир совсем другими, незашоренными глазами. Раскрывая те или иные тайны истории, командир не расставлял акцентов, ни разу ни в чем не обвинил кого-либо из исторических деятелей. Не призывал к свержению существующего строя. Наоборот, не скрывая его пороков, он не раз подчеркнул и некоторые его преимущества перед Западом. Потом, после гибели Империи, нам всем не раз пришлось вспомнить его уроки.

Мы узнавали такие факты из давней и недавней истории, изучали такие документы, с которыми, по словам командира, знакомы были считаные люди на всей планете (открою тайну: абсолютному большинству они не станут известны и в двадцать первом веке, а может быть, не выплывут на белый свет никогда). Для этого имеются веские основания. Некоторые старые, пожелтевшие страницы из тайных архивов могли бы вызвать глобальные потрясения и массовое кровопролитие. Например, документы, раскрывающие не «общеизвестные», а действительные причины начала некоторых войн…

Изучив эти бумаги, я мог бы написать не одну толстую книгу. Только кто мне позволит это сделать? Повторяю, выйди такие книги в свет, они буквально взорвали бы мир. Или, скорее, были бы приняты за фантазии человека, помешанного на альтернативных вариантах истории. Слишком уж невероятные и порой жуткие вещи узнавали мы на уроках. Поэтому не стану отвлекаться на заведомо провальное дело, у меня совсем другая задача, и вернусь к своему рассказу.

…Много позже, когда закончился курс обучения, командир сказал нам, что мог бы значительно облегчить свою задачу. Всего, чего он добивался, вдалбливая в наши головы истинные знания, он мог добиться минимальными усилиями, проведя с нами всего несколько сеансов коллективного гипноза. Просто вложить в наши не переполненные знаниями головы нужную информацию. И все. Но в таком случае мы никогда не стали бы настоящими офицерами Службы. Дополнительных разъяснений никому из нас не потребовалось. С некоторых пор мы стали понимать гораздо больше того, что было сказано.

Зато другие преподаватели без зазрения совести пользовались методикой, от которой отказался командир. Курсы юриспруденции, оперативной работы, разведки и контрразведки, основы медицины, углубленный курс психологии и другие знания с помощью гипноза оседали в наших головах с поразительной скоростью. И, что удивительно, оставались там навсегда. Даже теперь, почти через сорок лет, я могу без особого напряжения выудить из памяти любую нужную мне информацию из школьного курса.

Почти половину учебного времени отнимали занятия по физическому совершенствованию и психологической подготовке. Мы изучали различные системы рукопашного боя и учились управлять каждой мышцей своего тела. Подлавливали друг друга в самые неподходящие моменты, чтобы отработать введение противника в транс и подчинение его своей воле. Благодаря особым, разработанным Службой методикам тренировок всего за год мы достигли высокого мастерства в рукопашных поединках. Наблюдая по телевизору бои именитых боксеров, мы обменивались мнениями и без ложной скромности приходили к выводу, что со многими из них могли бы сразиться на равных. Конечно, в нашей пятерке были свои лидеры и аутсайдеры. Постоянным победителем во всех схватках, в любых видах обычных единоборств, оказывался Мишка. Я был середнячком, а Борю Кацнельсона валяли по татами и роняли на пол в ринге все члены нашей пятерки.